Когда не веришь в чудеса

Директор сообщает, что меня переводят в отдел к Владу и его пассии, и на меня устремляются три пары испуганных глаз: ждут, разорвется или нет граната с выдернутой чекой. Я безразлично передергиваю плечами и ровным тоном уточняю вопросы подчинения — что ж, шефу хотя бы хватило такта на то, чтобы оставить моим непосредственным руководителем Андрея Николаевича. Генеральный с облегчением распрямляет сжатые в кулаки пальцы, его побелевшие костяшки постепенно обретают естественный цвет. Влад носком туфли ковыряет ворс дорогого итальянского ковра, а вот в темно-зеленых глазах его спутницы плещется неприкрытое разочарование. Каюсь, ее постная физиономия даже доставляет мне некоторое подобие удовлетворения.

— Если вы ждали от меня истерики — ее не будет. Заявления об увольнении так же, — театрально объявляю я и наталкиваюсь на удивленные лица. Я не виню коллег за недоверие: они ведь не знают, что я под тяжелыми антидепрессантами по имени Макс.

Все формальности улажены, никто больше меня не задерживает, и я оставляю позади кабинет директора: внутри саднит, как если не до конца зажившую ранку потереть песком — неприятно, но не смертельно. Спустя пару минут меня зачем-то догоняет Влад.

— А ты отлично держишься, я и не рассчитывал, — произносит он, а я в толк не возьму, ради чего это все — потешить собственное самолюбие?

— Что ты хочешь, Влад? — спрашиваю напрямую, не видя смысла юлить.

— Помада красная, — игнорирует мой вопрос бывший, отрешенно рассуждая: — ты же говорила, что не любишь.

«А ты говорил, что никогда не оставишь», — хочется ответить мне, но я заталкиваю больное подальше, вместо него достав наружу ехидное.

— Зависит от того, для кого краситься, — прячусь за толстую броню, рисую безразличие на лице, а он с силой хватает меня за запястье.

Торопливо стряхиваю с себя его прохладные пальцы, потому что мне вдруг становится неприятно от его прикосновения, воспринимающегося чужим.

— Пожарная лестница. Бутылка шампанского. Неужели забыла? — играет в какую-то игру человек, некогда бывший близким.

— Даже не начинай, — вскидываюсь я, выпутываюсь из липкой паутины воспоминаний нас и нашего быта и увеличиваю пропасть между мной и Владом широкими твердыми шагами. Не оборачиваюсь — нет резона чинить битое и заниматься самообманом.

Боли нет, но грудь захлестывает угольная пустота, которую срочно хочется чем-то заполнить, раскрасить яркими красками, и я набираю номер, вчера ставший для меня спасением.

— Ты свободен вечером? — спрашиваю и замираю, про себя твердя «если свободен, буду тебя боготворить».

— Для тебя — да, — раздается уверенное и проливается бальзамом на душу. После измены Влада такое исключительное отношение Макса подкупает.

3

Поспешно раскидываю бумаги, переношу встречу и уезжаю на полчаса раньше, пользуясь положением жертвы — еще неделю точно будут носиться со мной, как с хрустальной вазой.

И снова на двадцать первый этаж — за дозой чистого удовольствия, которое затмит реальность и отодвинет проблемы в небытие.

Макс появляется на пороге в тех же спортивных штанах, к майкам и рубашкам у него, судя по всему, какие-то личные счеты. Я смотрю в его глаза наглые, облизываю враз пересохшие губы и беззастенчиво заявляю.

— Хочу еще, — без лишних слов он втягивает меня в квартиру, захлопывает за нами дверь и прижимает меня к стене.

И опять судорожно. Суматошно. Руки под свитер. Свитер с тела.

Запутываюсь в джинсах и попутно схожу с ума от того, что на нем все еще слишком много одежды. Несемся навстречу сверхновой — он быстро, а я еще быстрее. Пальцы переплетаются, капелька пота стекает по шее в ложбинку на грудной клетке, разлетаемся мириадами звезд. Все, что удерживает в этой вселенной — его сердце, лихорадочно стучащее под моими ладонями.

После первого оргазма понимаю, что мне по-прежнему мало. Максу, судя по всему, тоже. Потому что он подхватывает меня на руки и несет в спальню. Изучает пронзительным взглядом, любуется мной, распластавшейся по шелковым простыням цвета топленого молока, словно картиной талантливого художника. Накрывает мое тело своим, прикусывает мочку уха, оставляет дорожку из поцелуев на шее, обводит горячим языком напряженный сосок и спускается ниже. А я превращаюсь в сплошной оголенный нерв: куда ни дотронься — взорвусь электрическим разрядом. Он ласкает меня, методично подводя к краю и каждый раз останавливаясь за секунду до разрядки. Я теряюсь в нем, тону в водовороте захватывающих ощущений, даже на мгновение задумываюсь, что это нечто большее, чем просто физика. Но отгоняю предположения прочь — пока что я не готова их принять.

Перехватываю инициативу, опрокидываю Макса на спину и повторяю все, что он только что проделывал со мной. Он хватается за шелковую ткань, пока я с упоением отдаюсь процессу — мой язык тоже способен свести с ума.

— Остановись, — хрипло требует он и заставляет переместиться выше.