Когда нельзя умирать

Я бросился крутить стеклоподъемник, презрев боль в груди. Тоник в желудке поссорился с газировкой, и кто-то из них твердо решил выйти из моего желудка. Я едва успел просунуть голову в окно, прежде чем жестокий рвотный спазм скрутил тело. Вряд ли это возможно, но казалось, что вырвал я больше, чем выпил. Меня выворачивало до тех пор, пока желудок не опустел полностью и даже дольше. Он уже был пуст, а меня продолжало скручивать и выжимать. Эйли хотела остановиться, но в перерывах между «буэ-э-э», я приказал ей гнать дальше: сомневался, что мотор заведется снова после остановки. И только когда мои мышцы ослабли настолько, что уже не могли сокращаться, я буквально повис на двери, кажется, даже отключился на какое-то время, но очередной ухаб привел меня в чувство и забросил обратно в салон.

С дивана я свалился, оказавшись между сиденьями, и сил вылезти обратно не имел, зато сподобился соврать Эйли, что у меня все нормально. Лихорадка вернулась, а с ней холодный пот, проклятое чихание и жуткая боль. Ощущения были такие, словно Оутс применил на мне так призираемый им стандартный пыточный набор: вогнал по раскаленной игле в каждый божий сустав на моем теле. И это точно была не простуда. Похоже, начал действовать поводок, на который меня посадили вампиры: началась ломка. Никогда не интересовался этой темой достаточно, чтобы хорошо разбираться, но нельзя вести дела в трущобах и не знать о наркоманах самого элементарного. Там полно этих отбросов. И вот, что было странным — ломка пришла очень быстро. Я не могу судить о силе, с которой она пожирала мое тело, но скорость была подозрительной. Возможно виной тому излишняя активность, применение магии или еще что, но мне кажется, вампиры просто потчевали меня особым составом. Возможно даже с дистанционной активацией. Судя по оговоркам, тем же самым потчевали и Эйли, дозу она получала раньше меня, но все еще держалась.

— Ты как себя чувствуешь, — выдавил я дрожащим голосом. — Не ломает?

— Нет, — ответила девушка. То ли организм перевертыша лучше справлялся с отравой, то ли…

— Не ври! Если тебя тоже начнет ломать, ты нас угробишь. Влетишь в дерево или пруд…

— Я справляюсь, упрямо ответила девушка. Будет невмоготу — сделаю остановку. Надо уйти как можно дальше, пока есть такая возможность.

— «Обряд отсечения»! — осенило меня. Надо провести обряд, пока вампиры не выследили нас по остаткам жидкостей. Я оставил немало пота на камнях своей камеры. Это хуже крови или волос… Впрочем, кто сказал, что я не оставил там волос?

— Уже, — хохотнула Эйли. И по этому нервному смешку я понял, насколько она устала. Бодрилась, но каждое слово проговаривала с трудом: — Сделала как только выбралась за город. Доехала до большого перекрестка, сделала обряд на двоих, а потом вернулась немного назад и только потом свернула.

— Молодец. Так куда мы направляемся?

— Прямо и далеко. Извини, Дункан, я не сильна в ориентировании.

— Отличный план, — поддержал я ее.

По сути, девочка выжала максимум из тех условий и ресурсов, которые у нас были. Возможно, я бы смог определить наше местоположение и сориентироваться с направлением лучше, но я был в отключке, а ее решение принесло в наши действия большой фактор неожиданности. Тем не менее, я снова оказался бесполезен, едва соображал, а на улице уже темнело. Кровавый след заката на горизонте сменялся серыми сумерками. Эйли устала и действовала из последних сил, то есть была в состоянии, в котором легко сделать ошибку.

— Найди лес, — попросил я ее. Те, деревья, что мы проезжали несколько раз, вблизи даже лесополосой назвать было сложно, хотя издалека они обнадеживали. Нам нужна была хоть роща. — Что-то, где можно скрыть машину от чужих глаз. Съезжай с дороги и делай привал. Нужно отдохнуть.

— Мы можем найти помощь! — возразила девушка. — Обратимся в полицию в другом городе.

— К черту полицию и города! Что они увидят? Двух грязных воришек, наркоманов, у которых крыша поехала от ломки? Пока решат, что с нами делать, вампиры будут знать где мы.

Эйли приняла мои доводы, но я не помню, как мы нашли место для стоянки. Мне было паршиво. Так дерьмово, что я был готов это самое дерьмо жрать лопатой, лишь бы полегчало. Боль сводила с ума. Если этот ум еще где-то остался, потому что я даже орать не мог. Или мог? Возможно, даже орал, терял сознание, приходил в себя и отключался снова. Я бредил, видел галлюцинации: говорил с дедом, пробовал на вкус желтый цвет и дышал синим. Я видел смерть: он был в большой шляпе с маленькой косой в руках. А еще он заставлял меня пить горькие обиды.

Утро началось внезапно: я дернулся и сбросил с себя одеяло. Эйли, которая спала на моей груди, зашевелилась и поднялась, чтобы потянуться. Пока я рассматривал крону дуба над головой, девушка потрепала меня по плечу.

— Что? — спросил я, не услышал своего голоса и резко сел.

Какого черта?!

Мы с Эйли перепуганные сидали на траве под раскидистыми ветвями большого старого дуба, к стволу которого небольшим ножом была записка. Я протянул руку и сорвал бумагу.