Когда нет выбора (СИ)

— Тарий, мы друг друга совсем не знаем, с трудом общаемся, ты все время злишься на меня и подозреваешь во всех грехах. Как в такой обстановке думать о детях, а тем более их заводить? Я не знаю, что будет дальше? Где жить? На что жить? А ты только забрался на меня и уже хочешь сделать беременной!

Неожиданно от высказанных слов и сомнений защипало в глазах и стало так жалко себя, что не выдержала и расплакалась.

Тарий испытал неуверенность, сомнения, раздражение, а потом едва уловимую нежность и жалость. Подбородок освободил и улегся на бок, прижимая к себе и давая возможность выплакаться. И пока я тихо всхлипывала, просто гладил по спине. Правда, постарался успокоить… как умел:

— Не думай о плохом. Тебе достался умный, сильный и заботливый аннар, так что твои страхи беспочвенны. Дом у нас есть, деньги тоже — зачем лить попусту слезы? Я хочу и в принципе готов к отцовству. И главное — твоя беременность привяжет тебя… нас еще крепче. Улучшит наши отношения, наверняка. Так что о прерывании возможной беременности или о любой защите от нее не может быть и речи!

Пока он говорил раздражающе менторским тоном, вспомнила слова Иванны о том, что Тарий будет неистово меня хотеть. Особенно, пока мы не забеременеем, и только после этого чуть-чуть успокоится, а с годами все придет в более спокойное состояние.

Ну, такая шутка природы и физиологии илишту как главного фактора развития расы и продолжения рода. Очень ярко выраженная у черных. А сейчас этот самодовольный и самоуверенный гад вешает мне лапшу на уши, точнее ходит кругами вокруг главной проблемы — зависимости от моего тела. А я слезы лью!

— Тарий, — пару раз всхлипнула и, взяв себя в руки, перестала плакать и с ехидцей предложила, — давай договоримся хоть иногда общаться друг с другом откровенно. — Рука на моей спине дернулась, но продолжила поглаживать. — Я разговаривала с Иванной на эту тему, и особенности черных илишту мне уже известны! Так что эта беременность только тебе пока выгодна!

До меня дошло мрачное раздражение от Тария, причем скорее на Иванну. Поэтому быстро добавила:

— И нечего на нее злиться: рано или поздно я бы все равно узнала и еще не известно, чем бы тебе за полуправду и замалчивание срикошетило.

— Согласен! Ты не хочешь детей?

Я опешила от вопроса, заданного явно с целью нападения.

— Я хочу детей, просто чуть…

— Я рад! — не дав договорить, меня тут же прервали, услышав главное. — Ты боишься, что не полюбишь их из-за того, что они будут похожи на меня?

— Ничего я не боюсь! — моему возмущению не было предела. — Это будут мои дети, и мне плевать, на кого они будут похожи! — мгновение помедлив, обдумывая неожиданно пришедшую мысль, снова возмутилась. — А почему это наши дети будут похожи только на тебя? Моя кровь тоже сильная. И вообще, папа сказал, что тсареки…

— Ну что ж, я рад, что НАШИХ детей ты уже защищаешь и любишь, — меня снова прервали, при этом Тарий остался доволен ответом. — Тогда вообще не вижу причин, чтобы откладывать их появление или зачатие.

Пока я в смятении решала, что ответить на столь конкретное заявление, этот черный ушастый проныра пару раз дернул ушами и потянулся, слегка потершись о мою грудь своей, тут же пробуждая ответное желание, но тот факт, что меня сейчас провели как младенца, вызвал протест. Уперлась ладонями в плечи и проникновенно заявила:

— Ты слишком много от меня требуешь сразу и нахрапом, а сам пока ничего не дал и не уступил.

Бриллиантовые глаза прищурились, а потом, провокационно потершись всем телом о мое, пытаясь лишить остатков здравого смысла, игриво прошептал, обдавая жарким дыханием:

— Есения, мне вообще много не требуется. Ласковое слово, теплая постель с тобой в ней и…

— … безграничная власть! — ехидно закончила я.

Возмущаться или отпираться не стал. Положив ручищу мне на грудь и мягко сминая ее, проскрежетал уверенно:

— Я такой, какой есть! Меня не изменить, но я постараюсь учитывать твою строптивость…

От того, что он руками и губами начал вытворять с моей грудью, я снова захотела его… внутри себя, чувствуя силу его желания. Но его замечание — это… это нисколько не выбивалось из его характера.

— В том, что ты учтешь мою строптивость, чтобы снова обдурить или подмять, как раз не сомневаюсь. Но учти, я тоже не буду твоей марионеткой или бессловесной куклой.

Тарий, приподнявшись, снова устроился между бедер и заполнил меня собой, а потом, вырвав стон удовольствия, прерывисто дыша, вкрадчиво сказал:

— Есения, ты, в сравнении со мной, — младенец. Лучше не играй в подобные игры. Я все равно буду сверху!

Я скорее выдохнула, чем сказала:

— А с этим я поспорю! Вдруг тебе понравится и снизу? Для разнообразия…

После все слова стали лишними, мы вновь боролись за жизнь, не было нежности. Мой теперь собственный илишту слишком нуждался во мне, слишком долго ждал и хотел, и сейчас лишь брал, забирал у меня все без остатка. Но удовольствие, которым он заражал меня, заставляя подчиняться желанию, позволило и самой получать, разделять, сгорать от НАШИХ ощущений.

А потом, когда мы оба снова словно разлетелись на кусочки, настойчиво попросил: