После возвращения из России я часто проигрывал в памяти киевский эпизод, пытаясь понять те странные эмоции, которые он во мне вызвал. Однако я недолго оставался погруженных! в размышления об этом необычном происшествии. Я был увлечен исследованиями ЛСД в пражском Институте психиатрических исследований, проводя две сессии с применением психоделиков в день и пытаясь понять, что же мне удалось выяснить. Каждый день я сталкивался с таким количеством трудных и разрушающих парадигму традиционной науки переживаний и наблюдений, что забыть о моем русском приключении ничего не стоило. Правда, эта история получила неожиданное продолжение много лет спустя, когда я покинул Чехословакию и уже работал в Мэрилендском центре психиатрических исследований в Балтиморе.
Директор центра, доктор Альберт Курланд, пригласил на месяц Джоан Грант и Денниса Келси, супружескую пару из Европы, известную своим интересным подходом к гипнотерапии. Джоан, француженка, обладала сверхъестественной способностью вводить себя в состояние транса и переживать эпизоды из других времен и стран, которые походили на воспоминания из прошлых жизней. Она опубликовала серию, основанных на ее реконструкциях целых жизней книг, таких, как «Крылатый фараон», «Жизнь в облике Кэролы» и «Так был рожден Моисей».
Деннис был английским психотерапевтом, прошедшим подготовку в качестве гипнотизера. Когда они работали вместе, Деннис просил клиентов, подвергаемых гипнозу, подобраться как можно ближе к источнику той проблемы, с которой они пришли на сеанс. Джоан обладала невероятным даром настраивать переживания клиентов и помогать им в решении их проблем. Часто источник эмоциональных и психосоматических симптомов клиентов кроется в каком-либо эпизоде из прошлых жизней, поэтому супруги Келси выбрали для своей совместной публикации, в которой была описана их работа, название «Множество жизней» (Келси и Грант, 1967).
В то время, когда супруги Келси находились в нашем исследовательском центре, все его сотрудники могли испробовать их метод, лично поучаствовав в сессии. Проблема, которую я тогда решил проработать на сессии, был конфликт между чувственностью и духовностью, который я в то время переживал. В основном я был в восторге от жизни и вполне способен с большой жаждой наслаждаться различными удовольствиями, которые может предложить человеческое существование. Однако время от времени я испытывал желание уйти от мира, найти отдаленный ашрам и посвятить всю свою жизнь духовным практикам. Деннис загипнотизировал меня и попросил вернуться в прошлое, чтобы выяснить, с чего началась эта проблема.
Как только я вошел в гипнотический транс, я почувствовал себя маленьким русским мальчиком, стоящим в большом саду и смотрящим на богатый, похожий на дворец дом. Я знал, что нахожусь в России и что я родился в дворянской семье, но при этом продолжал слышать голос Джоан, доносившийся как бы издалека. Мягко, но настойчиво она повторяла: «Посмотри на балкон!» Я сделал то, о чем она просила, не задумываясь о том, откуда ей известно, что я стою перед домом и что на его фасаде есть балкон. Я посмотрел на балкон и увидел старую женщину с узловатыми, скрюченными пальцами, сидящую в кресле-качалке. Я знал, что это — моя бабушка, и испытывал сильную любовь и сочувствие к ней.
Затем декорации изменились, и я увидел себя идущим по дорогое к одной из окрестных деревень. Я помнил, что приходил туда довольно часто. Простой, но яркий деревенский мир мужиков представлялся волнующим бегством от строгой и скучной жизни родной семьи. Деревенские дороги были покрыты грязью и лужами, и все вокруг было пропитано запахом навоза, солома на крышах домов торчала во все стороны, а люди были одеты в грязные лохмотья, но в этом месте кипела жизнь.
Я вошел в плохо освещенную и очень бедную кузницу. Он стоял у горящего горна — огромный и очень мускулистый мужчина, полуобнаженный и весь покрытый черными, курчавыми волосами. Могучими ударами тяжелого молота он придавал форму раскаленному докрасна куску железа, лежащему на наковальне. Внезапно мне вспомнился первый акт вагнеровского «Зигфрида», где Зигфрид перековывает Нотунг, сломанный меч, данный Одином его отцу Зигмунду. Созерцание этой сцены и великая музыка, которой Вагнер мастерски имитировал звуки, слышные во время ковки, всегда производило на меня неизгладимое впечатление — мой правый глаз начинал гореть, его веко дергалось, на нем выступали слезы. Внезапно все это произошло снова, но только несравнимо сильнее. Я чувствовал острую боль в правом глазу, правую половину лица свело судорогой, а по щекам потекли потоки слез.