Когда Ницше плакал

«Что было после того, как он отказался от врача?»

«Он продолжал настаивать, что с ним все будет в порядке, если его оставить одного. Как обычно вежливо, он дал мне понять, что мне не стоит лезть не в свое дело. Он из тех, кто мучается молча, – или ему есть что скрывать. А какой упрямый! Если бы не его упрямство, я бы вызвал вас еще вчера, пока не начался снег, и мне бы не пришлось будить вас в такое время».

«Что еще вы заметили?»

Герр Шлегель буквально расцвел, услышав этот вопрос. «Ну, например, он не захотел сообщить, где он останавливается далее, да и предшествующий адрес был подозрительным: Главпочтамт, Рапалло, Италия. Я никогда не слышал о таком городе – Рапалло, а когда я спросил у него, где это, он ответил только: „На побережье“. Несомненно, стоит оповестить обо всем полицию: эта его скрытность, шныряет здесь без зонта, адреса нет, еще это письмо: неприятности с русскими, депортация, полиция. Я, разумеется, поискал письмо, пока мы убирались в комнате, но не нашел. Сжег, полагаю, или спрятал».

«Вы не вызывали полицию?» – обеспокоено спросил Брейер.

«Пока нет. Лучше дождаться утра. Я не хочу, чтобы полицейские перебудили моих постояльцев посреди ночи. И в довершение всего эта его внезапно начавшаяся болезнь! Хотите знать, о чем я думаю? Яд!»

«Нет, боже мой, нет! – Брейер едва не кричал. – Я уверен, нет. Пожалуйста, герр Шлегель, забудьте о полиции! Уверяю вас, здесь не о чем беспокоиться. Я знаю этого человека. Я ручаюсь за него. Он не шпион. На визитной карточке написана чистая правда, он профессор в университете. И его действительно часто мучают головные боли; именно поэтому он приехал показаться мне. Прошу вас, забудьте о ваших подозрениях».

В неровном свете горящей в фиакре свечи Брейер видел, что Шлегеля это не успокоило, и добавил: «Но я могу понять, как проницательный наблюдатель мог прийти к таким выводам. Но поверьте мне. Я беру на себя всю ответственность. – Он пытался вернуть хозяина постоялого двора к рассказу о болезни Ницше. – Расскажите мне, что случилось после того, как вы нашли его днем?»

«Я возвращался еще два раза посмотреть, не нужно ли ему что-нибудь – знаете, чай или перекусить. Каждый раз он благодарил меня и отказывался, даже не взглянув в мою сторону. Он совсем ослабел, лицо бледное-бледное. – Герр Шлегель помолчал, а потом, не в силах удержаться от комментария, добавил: – Никакой благодарности за всю нашу с женой заботу о нем – знаете, он не самый сердечный человек. Казалось, что наша доброта просто раздражает его. Мы помогаем ему, а его это раздражает! Моей жене это не по вкусу. Она тоже разозлилась, теперь больше и пальцем ради него не шевельнет. Она хочет, чтобы мы выпроводили его завтра». Пропустив мимо ушей эту жалобу, Брейер спросил:

«А что было дальше?»

«Потом я увидел его часа в три утра. Герр Спитц, постоялец из соседней комнаты, сказал, что он был разбужен шумом: опрокидывали мебель, потом начались стоны, даже крики. За дверью никто не отвечал, дверь была заперта, так что герр Спитц разбудил меня. Он такой робкий, все извинялся, что разбудил меня. Но он поступил правильно. Так я ему сразу же и сказал.

Профессор заперся изнутри. Мне пришлось ломать дверь – и я буду настаивать, чтобы он оплатил установку новой. Когда я вошел, он был без сознания, лежал в одном белье на голом матрасе. Вся его одежда и постельное белье были раскиданы по полу. Мне кажется, что он не вставал с кровати, просто разделся и побросал все на пол – все лежало футах в двух-трех. Это было не похоже на него, совсем не похоже, доктор. Обычно он очень аккуратен. Моя жена была шокирована тем, что творилось в комнате, – везде рвота, комнату можно будет сдавать только через неделю, когда запах выветрится. На самом деле, он должен оплатить еще и эту неделю. А еще пятна крови на простыне. Я перевернул его и осмотрел, но не нашел никаких ран. Судя по всему, его рвало кровью».

Герр Шлегель покачал головой. «Вот тогда я и обыскал его карманы, нашел ваш адрес и пошел за вами. Жена говорила мне подождать до утра, но мне показалось, что он к тому времени умрет. Не мне вам рассказывать, что это значит: гробовщики, официальное дознание, в доме круглый день крутятся полицейские. Я уже не раз такое видел: все постояльцы съедут в двадцать четыре часа. В Gasthaus, принадлежащем моему шурину в Шварцвальде, за неделю умерли два постояльца. Представьте себе, прошло уже десять лет, а люди до сих пор не хотят жить в комнатах, где лежали покойники. А он их полностью переделал: занавески, краска, обои. А люди все равно их сторонятся. Эта история до сих пор на слуху, деревенские рассказывают, они никогда ничего не забывают».

Шлегель высунул голову в окно, оглянулся и крикнул Фишману: «На следующем поворачивай направо, следующий квартал! – Он повернулся к Брейеру: – Вот мы и приехали! Следующий дом, доктор!»