Когда он был порочным

Он откинулся на подушки и улыбнулся. Может, он и был несносным пациентом, но и она была сиделкой не из легких. Что его устраивало как нельзя лучше.

Глава 9

…есть вероятность, конечно, что наши письма разминулись, но вообще-то мне кажется, что ты просто не хочешь переписываться со мной. Я смиряюсь с этим и желаю тебе всего наилучшего. Я не стану беспокоить тебя больше. Надеюсь, ты будешь иметь в виду, что я всегда готов возобновить переписку, стоит только тебе самой передумать.

От графа Килмартина графине Килмартин восемь месяцев спустя после его прибытия в Индию.

Не так-то легко оказалось скрывать его болезнь. Майкл отклонял все приглашения, Франческа же рассказывала повсюду, что граф, прежде чем явиться в свете, пожелал устроить свои домашние дела.

А вот с прислугой было сложнее. Прислуга на то и прислуга, чтобы болтать, в том числе и с прислугой из других домов, так что пришлось Франческе устроить все так, чтобы только самые верные из слуг имели касательство к происходящему в спальне Майкла. Это была мудреная задача, тем более что официально она теперь даже не проживала в Килмартин-Хаусе, по крайней мере до приезда Хелен и Джанет, которых она ожидала с лихорадочным нетерпением.

Но самым трудным оказалось держать в неведении членов ее собственной семьи, проявлявших дьявольское любопытство. Сохранить что-то в тайне в доме Бриджертонов всегда было нелегко, но отбиваться от всей семейки сейчас оказалось сущим кошмаром.

— Почему ты бываешь там каждый день? — спросила Гиацинта за завтраком.

— Я живу там, — ответила Франческа, надкусывая сдобную булочку, что всякий разумный человек воспринял бы как намек на то, что разговаривать она не намерена.

Но Гиацинту это не остановило.

— Ты живешь здесь, — сказала она.

Франческа прожевала булочку, отхлебнула чаю, затягивая время с целью сохранить свой невозмутимый вид, и сказала холодно:

— Я ночую здесь.

— Но ведь где человек ночует, там он и живет, разве не так?

Франческа намазала побольше джема на булочку.

— Я ем, Гиацинта.

Ее младшая сестрица только плечами передернула:

— Я тоже ем. Это не лишает меня возможности вести умную беседу.

— Нет, я убью ее, — проговорила Франческа, ни к кому конкретно не обращаясь, что было неудивительно, поскольку больше за столом никого не было.

— И кому была адресована последняя фраза? — поинтересовалась Гиацинта.

— Богу, — ответила Франческа. — И по-моему, мне только что было даровано свыше разрешение прикончить тебя.

— Пф! — фыркнула Гиацинта. — Если бы все было так просто, то я бы давным-давно выпросила себе разрешение уничтожить половину высшего общества.

Тут Франческа решила наконец, что не всякое заявление Гиацинты требует ответа. Вообще-то все ее заявления можно было оставлять без ответа.

— А, Франческа! — раздался вдруг голос Виолетты, и Франческа с благодарностью подумала, что вот и закрыта опасная тема. — Вот ты где.

И мать вошла в столовую, но, прежде чем она успела сказать хоть слово, Гиацинта поспешила сообщить ей:

— А Франческа собиралась тут меня убить.

— Ну, так, значит, я пришла как раз вовремя, — отозвалась Виолетта, усаживаясь на свое место. — Ты собираешься в Килмартин-Хаус сегодня утром?

Франческа кивнула:

— Я живу там.

— А я вот считаю, что она живет здесь, — встряла Гиацинта и щедрой рукой положила себе в чашку еще сахару.

Виолетта, не обратив на замечание младшей дочери ни малейшего внимания, заявила:

— Думаю, сегодня я поеду вместе с тобой. Франческа чуть вилку не выронила от неожиданности.

— Зачем?

— Хочу повидать Майкла, — ответила Виолетта, пожав своими хрупкими плечами. — Гиацинта, передай мне, пожалуйста, сдобу.

— Я не знаю, какие у него планы на сегодняшний день, — быстро проговорила Франческа. Прошлой ночью у Майкла был приступ — малярия трепала его в четвертый раз, и они очень надеялись, что это последний приступ лихорадки в цикле. И хотя он наверняка уже несколько оправился, все же выглядит, надо думать, ужасно. Кожа его — слава Богу! — так и не приобрела желтушного оттенка, который, как Майкл рассказал ей, часто свидетельствовал о том, что болезнь близится к своей завершающей фазе и смертельному исходу, но все равно у него больной вид, и Франческа не сомневалась, что если Виолетта увидит его сейчас, то придет в неописуемый ужас. И страшную ярость.

Виолетта Бриджертон очень не любила, когда ее держали в неведении. Особенно касательно дела, о котором без преувеличения можно было сказать, что речь тут идет о жизни и смерти.

— Если окажется, что он не сможет меня принять, я просто развернусь и уйду домой, — сказала Виолетта. — Гиацинта, передай мне джем, будь добра.

— И я тоже поеду, — заявила Гиацинта.