Когда он проснется

– Сомневаюсь, что только для того, чтобы обмануть тебя, они организовали три трупа. В конце концов, они могли бы придумать историю и менее кровавую. Надо сказать, она от этого бы выиграла – стала правдоподобнее. Согласен?

Я снова кивнул.

– Итак, сейчас мы посмотрим на место преступления, а потом я постараюсь посмотреть данные проведенных экспертиз, чтобы не привлекать лишнего внимания. Если окажется, что выстрелы произведены из Машиной «беретты»…

Турецкий замолчал.

– То?

– То будем думать. Тогда выйдет, что история, которую она тебе рассказала, – правда. В этом случае побег ее и все, что они устроили в квартире, – бессмысленны.

– Какой-то заколдованный круг получается, – заметил я.

Турецкий кивнул и затормозил у подъезда нужного дома. Там уже стоял «рафик» экспертно-криминалистического управления ГУВД, два милицейских «жигуленка» и труповозка.

Турецкому довольно быстро удалось договориться со следователем Мосгорпрокуратуры, который проводил осмотр квартиры.

Как бы то ни было, через несколько минут мы оказались в квартире.

Довольно скромная обстановка, дешевые ковры на стенах, большие «сексодромы» в двух комнатах, телевизоры с разбросанными рядом порнографическими кассетами. Все так, как рассказывала Маша.

Собственно говоря, осмотрев квартиру, мы не заметили никаких расхождений с ее рассказом. Один труп в прихожей, один – на кухне. Еще одно тело лежало поперек коридора. Открытый сейф в одной из комнат, разбросанные женские вещи.

В одежде убитых были обнаружены документы. Маша Пташук знала их имена: Федор Антипов, Владимир Сомов, Сергей Лебедев.

Через полчаса мы отправились восвояси.

– Ну что? – спросил Турецкий, когда мы забрались в машину.

– Не понимаю, – сказал я. Я действительно ничего не понимал. Ну в буквальном смысле. Ни-че-го.

– Я, честно говоря, тоже, – признался Турецкий. – Однако происшедшее у тебя в квартире позволяет нам форсировать события.

– Это каким же образом?

– А таким. Что можно искать у тебя в квартире, да еще в сейфе. Только документы. Какие? Только те, которые принадлежат Мартемьяновой.

– Но нужно быть непроходимым тупицей, чтобы предположить, что она отдала их на хранение мне. Если, конечно, они представляют такую ценность, – возразил я.

Турецкий только пожал плечами:

– Мы не знаем, тупые эти люди или умные. Может, они из сумасшедшего дома сбежали, а может, кандидаты наук. Поэтому будем руководствоваться исключительно фактами. Итак, искали они документы. Значит, они априори уверены, что Мартемьянова знает, что это за документы, раз может вынуть папку и отдать их тебе. Правильно?

– Ну да, – вяло согласился я.

– А это, дорогой товарищ Гордеев, означает, что все сказки Мартемьяновой о том, что она, дескать, не знает, что за документы у нее требуют похитители, – чушь на постном масле. Знает она все прекрасно, знает. Но не говорит.

– Опять не понимаю.

– Ничего страшного. Но повторяю, теперь мы можем форсировать события. И поступим следующим образом – поедем к Мартемьяновой и припрем ее к стенке.

– Ее припрешь, – с сомнением отозвался я, – она сама кого хочешь припрет.

– А мы попробуем.

– И что ей скажем?

– Мы постараемся в дипломатичных выражениях, ну, понимаешь, чтобы прямо не обвинять ее во лжи, попросим рассказать, какие именно документы содержатся в ее сейфе. А там, глядишь она и сама расколется. Расскажет, что у нее требуют бандиты.

Честно говоря, я не верил в то, что Мартемьянова нам все так и выложит. Однако ничего иного не оставалось, как только положиться на опыт Турецкого.

Мы повернули и поехали в сторону Рублевского шоссе.

Дверь нам открыл Валерий Николаевич – муж Мартемьяновой.

– Заходите, – сказал он.

Мы вошли в прихожую. Валерий Николаевич смотрел на нас вопросительно, как будто ждал, что мы расскажем ему что-то интересное.

– Это Александр Борисович Турецкий, – представил я ему своего спутника, – старший следователь по особо важным делам Генпрокуратуры. Он ведет дело о похищении вашей дочери.

– Очень приятно, – сказал Валерий Николаевич, пожимая руку Турецкому. А потом снова уставился на нас. В его глазах по-прежнему был вопрос.

– Елена Александровна дома? – поинтересовался я. – Мы, собственно, к ней.

На лице Валерия Николаевича отразилось изумление:

– То есть как это «к ней»? Что вы имеете в виду?

Пришла пора удивляться и нам с Турецким.

– А что тут удивительного? – вступил в разговор Турецкий.

Валерий Николаевич почмокал губами, глядя на нас исподлобья, и произнес:

– Она же уехала к вам. По вашей же просьбе.

Турецкий на глазах посерел.

– Когда?! Как?! – закричали мы оба.

– Погодите, погодите… – поднял руки Валерий Николаевич, – вы хотите сказать, что не звонили Лене?

– Нет! – ответили мы. Какое-то очень нехорошее, даже, можно сказать, отвратительное предчувствие закралось мне в мозг. Судя по виду Турецкого, с ним творилось то же самое.

Спокойным, во всяком случае относительно, оставался лишь Валерий Николаевич.

– Позвольте, но…

Турецкий решил взять инициативу в свои руки.

– Знаете что, Валерий Николаевич, – категорично заявил он, – давайте пройдем в комнату, и вы все нам спокойно расскажете. Как и что.