Когда она меня убьет

«Да, — подумал я. — С какой стати я это читаю», — и собирался уже отправить его на место, когда следующие строчки заставили меня задержаться на мгновение:

«…Если только ты не будешь знать, что они сделали с нами. Ты — это я. Поэтому — с нами. И если ты ничего не предпримешь, если доверишься незрячей судьбе — все повторится с тобой в твоем времени, в твоей жизни. Переверни же страницу, я собрала несколько доказательств своего существования. Правда, много позже, во вторую свою жизнь. Мне пришлось красть из архивов старые газеты, но я все-таки отыскала…»

Я перевернул страницу.

Передо мной была старинная фотография красивой женщины, окутанной невесомыми мехами, в шелковом платье и кокетливо нарядных ботиночках. Сколько я ни видел таких фото из архивов, да что там далеко ходить, мой дед в молодости тоже пару раз наведался в ателье фотографа (щеголеватым молодцом в лакированных штиблетах), люди на них всегда удивительно прекрасны. Я плохо разбираюсь в фотографии, наверняка художники тех лет пользовались какой-нибудь специальной ретушью, что ли, чтобы облагородить черты своих пользователей. Но даже современный фотошоп не может придать чертам такую изысканность, а взгляду — глубокомыслие. В этом взгляде словно отражается судьба человека, но мы понимаем это только через годы, когда снимок попадет в наши руки сквозь время.

Так вот, у прекрасной женщины на снимке глаза светились шекспировской трагедией, словно она знала все то, что с ней случится, то, о чем я узнал, листая страницы, вглядываясь в газетные вырезки.

На следующей странице был кусок плотной бумаги — обрывок афиши. Дальше одна за другой шли газетные статьи, где восхваляли волшебный голос некоей Розалинды, муссировали тайну ее происхождения, делали прозрачные намеки на то, что происхождение это, должно быть, высокое и даже очень высокое, а также время от времени упоминали о ее связи с известным поэтом Карским, отпрыском знаменитого княжеского рода, который не бежал в Париж вместе со своими родичами, а поддержал революцию и большевиков, оставшись в Петербурге, и даже добровольно передал свой дом на Малой Морской для нужд рабочих и крестьян.

Только последняя фраза и напомнила мне о том, что передо мной газеты славного революционного времени, а все остальное сильно смахивало на сегодняшнюю желтую прессу.

Прочитав еще пару статей, я уяснил, что певица Розалинда и поэт Карский были звездами некоторой величины для Санкт-Петербурга той поры, хотя, возможно, звездами именно желтой прессы, потому что ни одного сообщения об их существовании в каких-то всероссийских или городских официальных газетах не встретил, тогда как, имей они место, наверняка бы им отвели почетную страничку в этом альбоме.

А вот следующая страница была как раз из официальной газеты. И хотя попала статья все-таки не на первую полосу, а на третью, занимала она практически всю страницу. «Удел слабых» — гласил заголовок. Я пропустил обширное и путаное вступление с рассуждениями о том, что есть истинное понимание революции и революционных чувств, остановившись на фотографии. Она была очень плохого качества, и разобрать на ней не представлялось возможным практически ничего, кроме обстановки: большой зал ресторана, круглые столики, скатерти с оборками, за столом, ближайшем к объективу, сидят двое в странных изломанных позах. А рядом стоит женщина. Явно вскочила из-за стола, потому что в одной руке у нее салфетка, свисающая до пола, а другой она закрывает глаза, позади — перевернутый стул.

Я снова принялся читать статью, уже ничего не пропуская. В ней сообщалось, что поэт Карский, оказавшийся неожиданно для всех предателем и контрреволюционным элементом, разыскивался властями и, благодаря сообщению преданного защитника революции, пожелавшего остаться неизвестным, должен был быть арестован в ресторане «Русь», где весело проводил время. Однако, когда сотрудники НКВД появились в ресторанном зале, Карский, словно ожидая такого исхода и, уж конечно, тем самым подтверждая свою глубокую виновность, вытащил из кармана кольт и пустил себе пулю в висок. Растленное влияние, которое оказывал Карский на умы своих почитателей, оказалось столь сильным, что присутствующая за столом юная танцовщица, некая Эльза, подняла револьвер и последовала его примеру в считанные секунды. В ресторане началась паника, дамы падали в обморок, публика бросилась к выходу, что привело к массовой давке, в результате которой несколько человек было покалечено.