Да, я, кажется, совсем забыла об этом написать. У меня был муж. Это была моя первая ошибка в этой жизни. Но нужно написать, наверно, потому что ты тоже можешь ошибиться, я хочу, чтобы ты знала…
Ты уже, наверно, поняла, сколь томительным бывает одиночество, когда ты совершенно точно знаешь, что ждешь любовь всей своей жизни. Когда до нее — годы и годы пустоты, темноты и холода. Порой это ожидание становится невыносимым. Настолько невыносимым, что начинаешь уговаривать себя отказаться, жить как все, думать как все. Ты уже и не веришь порой… Это слишком тяжело — верить в то, о чем даже рассказать никому нельзя. В то, во что, кроме тебя, никто никогда не поверит. Тем более в мое новое время в Бога больше никто не верил, а верили в материализм. который начисто отметал возможность кармических перерождений, а всех, кто думал иначе, считали просто сумасшедшими. В школе мне со всей убедительностью доказали, что Бога нет, и в мое неокрепшее сознание ядовитой змеей вползла мыслишка о том, что, возможно, все, что я помню, вовсе и не случалось со мной. А я просто больна шизофренией какой-нибудь. С возрастом я утрачивала веру все больше и больше, и тут, на последнем курсе института, появился он. И я решила, что это — Он. Что встреча, о которой я столько грезила — состоялась. Да и пора было уже, по времени вроде бы выходило, что — Он.
Он перевелся в наш вуз откуда-то из Новосибирска. Отец был военным, и его перевели служить в Сертолово. Семья обосновалась в Ленинграде, неподалеку. Он влюбился в меня с первого взгляда, красиво ухаживал, его благородство и деликатность были так похожи на Его благородство, что я приняла его за Него. Сердце, погибающее от одиночества, откликнулось так живо на чужое тепло, что некоторое время я не испытывала никаких сомнений, что все сложилось как надо, как и должно было сложиться давным-давно, еще в той прежней моей жизни. Я чувствовала себя уверенно и спокойно. Да что там…
Я искренне гордилась тем, что мне все удалось.