Когда опускается ночь

Он улыбнулся и заверил меня, что опасаться мне нечего: он сказал нам самое худшее.

– И это самое худшее, – спросила я, желая избавиться от всяческих сомнений, – состоит в том, что в ближайшие шесть месяцев моему мужу следует дать полный отдых глазам?

– Совершенно верно, – ответил доктор. – Учтите, я не говорю, что ему нельзя иногда нарушать предписание носить зеленые очки и находиться дома: можно и выходить на час-другой, когда воспаление уменьшится. Однако я повторяю со всей настойчивостью: ему нельзя утомлять глаза работой. Нельзя даже прикасаться к кистям и карандашам; и если вы спрашиваете моего мнения, то ему еще полгода не следует и думать о портретах. Настоящей причиной всех скверных симптомов, с которыми нам пришлось впоследствии бороться, стало именно его упорное желание закончить два портрета в период, когда глаза впервые начали изменять ему. Если помните, миссис Керби, я предупреждал его об этом, когда он только приехал в наши края поработать.

– Да, предупреждали, сэр, – отвечала я. – Но как же быть бедному странствующему портретисту, который зарабатывает себе на жизнь рисованием – то здесь, то там? Его глаза – наши кормильцы, а вы велели дать им отдохнуть.

– Неужели у вас нет иных доходов? Только те деньги, которые зарабатывает мистер Керби рисованием портретов? – спросил доктор.

– Нет, – ответила я, и сердце у меня сжалось, когда я представила себе счет, который он выставит нам за лечение.

– Пожалуйста, простите меня, – проговорил он, покраснев и несколько смутившись, – точнее, поймите, что я спрашиваю из одного лишь дружеского интереса к вам: удается ли мистеру Керби обеспечить благосостояние семьи своим ремеслом? – Я не успела ответить, как он испуганно добавил: – Умоляю, только не подумайте, будто я интересуюсь из праздного любопытства!

У него не могло быть никаких низменных побуждений задать этот вопрос, и этого мне было достаточно, поэтому я ответила сразу же, просто и правдиво:

– Мой муж зарабатывает совсем немного. Знаменитые лондонские портретисты получают от своих заказчиков большие деньги, но бедные, безвестные художники, которые разъезжают по стране, вынуждены тяжко трудиться и довольствоваться самыми скромными заработками. К сожалению, когда мы расплатимся здесь со всеми долгами, у нас останется совсем немного свободных средств, и придется искать прибежища в местах, где жизнь дешевле.

– В таком случае, – сказал добрый доктор (с какой радостью и гордостью я буду вспоминать, что он понравился мне с первого взгляда!), – в таком случае, когда будете подсчитывать здешние долги, не включайте в них плату за мои услуги. Не беспокойтесь, я могу подождать, пока мистер Керби поправится, а потом попрошу его нарисовать портрет моей дочурки. Тогда мы будем квиты, к полному обоюдному удовольствию.

Он с сочувствием пожал мне руку и попрощался, не дав мне высказать и половины слов благодарности, рвавшихся из моей груди. Никогда, никогда не забуду, что он избавил меня сразу от двух главных забот в самое тревожное время моей жизни. До чего же он добрый, до чего сострадательный! Я была готова упасть на колени и поцеловать его порог, когда шагнула за него и направилась к себе.

18-е. – Если бы после вчерашнего я не приняла твердое решение отныне и впредь взирать только на светлую сторону происходящего, события сегодняшнего дня лишили бы меня всякого присутствия духа в самом начале наших бедствий. Сначала нам пришлось подсчитать свои долги, а затем, когда мы сопоставили полученную сумму со всеми своими сбережениями, оказалось, что у нас после всех выплат останется фунта три-четыре. Затем я исполнила печальную обязанность пойти и предупредить домовладелицу, что мы уезжаем, – а ведь мы едва успели устроиться на новом месте. Если бы Уильям продолжал работать, мы бы могли остаться в этом городке и в этих чистых, уютных комнатах еще месяца три-четыре, не меньше. У нас еще никогда не было такой чудесной просторной мансарды, где играли дети, и я еще никогда не встречала квартирной хозяйки, с которой было настолько приятно делить кухню. А теперь придется отказаться от счастья и уюта и уехать… даже не знаю куда. Уильяму до того горько, что он поговаривает о работном доме; но этому не бывать, даже если мне придется пойти в служанки, лишь бы не допустить такого. Темнеет, а нам нужно экономить свечи, иначе бы могла я еще много написать. Ох! Тяжкий был день. С самого утра у меня выдалась лишь одна приятная минута, да и та утром, когда я поручила моей крошке Эмили сплести бисерный кошелек для дочки доброго доктора. Моя дочь не по летам искусно нижет бисер, и даже если знаком нашей благодарности послужит жалкий пустой кошелечек, это лучше, чем ничего.

19-е. – Визит нашего лучшего друга, нашего единственного друга в этих краях – доктора. Осмотрев глаза Уильяма и сообщив, что выздоровление оправдывает все надежды, доктор спросил, где мы собираемся поселиться. В самом дешевом жилье, какое удастся найти, ответила я – и добавила, что сегодня же собираюсь разузнать, не сдают ли чего-нибудь на соседних улицах.