Сам Виталий не показывался дома целых два дня. Вероника Григорьевна металась между квартирой дочери и больницей в ожидании зятя, и, когда он, наконец, появился, уединилась с ним в его комнате. Неизвестно, как и о чём беседовала с ним тёща, но после этого разговора Виталий навестил в больнице тестя. Он даже попытался оправдаться перед Мишей, сказав, что наговорил спьяну всякой ерунды дедушке… В ответ сын промолчал, и всё та же Вероника Григорьевна отчаянно пыталась помирить его с отцом, на что Миша угрюмо ответил: «Маму я ему не прощу».
…С тех пор прошло почти полгода. Семёна Ильича давно выписали из больницы, но к дочери и зятю он больше не приезжал. Александра и сама почти не навещала родительский дом, ограничиваясь общением с матерью во время её визитов. Миша же, напротив, часто бывал у дедушки с бабушкой, и, если бы не Александра, он с удовольствием остался бы жить у них, чтобы совсем не видеть отца.
Сам Виталий теперь появлялся дома лишь поздно вечером. Александра не знала, где он проводит время после работы, где ужинает. Дома супруг сразу проходил в свою спальню и оставался там до утра. Они вообще перестали разговаривать, даже здороваться при встрече. Со стороны могло показаться, что супруги не видят друг друга в упор. А в последнее время Виталий мог неделями не приезжать домой, даже переночевать.
Сейчас Алю это совершенно не задевало. Единственное, что серьёзно волновало её, были деньги. Мать уговорила не снимать побои и не подавать заявления, и, признав её правоту, Александра теперь ещё больше боялась, что Виталий с ней разведётся. Жить на одни алименты вовсе не хотелось, а супруг, как и прежде, предоставлял в её распоряжение довольно крупные суммы денег. К тому же, Аля знала, что, пожелай он установить отцовство, результат для неё будет плачевным. Факт того, что Миша не его родной сын, послужит основанием и для развода, и для отказа от алиментов.
Она и сама притихла, и даже на некоторое время бросила пить. Её трезвый образ жизни продолжался уже довольно долго, и Вероника вполне серьёзно начала подыскивать для дочери работу. Впрочем, сама Аля к работе не стремилась, и, если в более молодые годы ей хотелось постоянно быть в окружении людей, коллег, хотя бы для того, чтобы показывать перед ними своё превосходство, то с годами и это желание сошло на нет. Депрессия, подпитываемая запоями, затянулась, и бороться с ней не было ни сил, ни желания. Да и должности, которые подыскивала для неё мать, никак не устраивали.
Она не для того оканчивала институт иностранных языков, чтобы работать какой-то там секретаршей! И даже красивое название «офис-менеджер» не украсит эту должность. Как ни назови, а всё равно – обыкновенная секретутка.
Правда, однажды Веронике почти удалось пристроить Алю – в одну из городских школ, на должность преподавателя английского языка. Пристроить в обход всяких инструкций об учительском стаже и перерыве между обучением в институте и началом профессиональной деятельности…
Материнская радость была, увы, недолгой. Узнав, что её зарплата будет значительно отличаться от зарплаты коллег, Александра сказала решительное «нет». Никакие доводы о том, что со временем ей будет присвоена более высшая категория, и получать она будет уже больше, не подействовали.
Работать простой училкой, по минимальной ставке… Ну, уж нет. Ей и так живётся вполне неплохо. Тем более, что супруг теперь даже не читает ей нравоучений и вообще не обращает на неё никакого внимания. То, что раньше казалось обидным и оскорбительным, сейчас вполне устраивало молодую женщину. Он не разводится с ней? Значит, чувствует за собой вину. А ей этого вполне достаточно. Во всяком случае, пока… В конце концов, на нём свет не сошёлся клином. Она ещё довольно молодая и привлекательная женщина, и может нравиться мужчинам. Вот возьмёт, и найдёт себе другого мужа, и не хуже, а лучше Мясникова. Почему бы и нет?!