Пройдя торопливым шагом по недлинной аллее с редко высаженными по обеим сторонам голубыми елями, Анна чуть замедлила шаг, затем и вовсе остановилась. Всё, что произошло несколько минут назад в кабинете Евгения Казакова, всё ещё не укладывалось в её сознании, даже несмотря на то, что шла туда Анюта по доброй воле и с обдуманными намерениями.
"Евгений Максимович… — ей до сих пор казалось, что это не она, а кто-то другой говорил её собственным голосом, — Я пришла, чтобы перед вами извиниться…"
…Она даже не успевала удивляться собственному красноречию — слова возникали в голове, как будто надиктованные кем-то свыше, и тут же преобразовывались в произносимую ею речь. Да, она шла сюда, чтобы просить прощения у этого высокомерного, но очень всемогущего человека… Она не знала, что скажет ему, и не готовила заранее текст. Но она даже представить не могла, какие убедительные слова выдаст её подсознание.
…Это была целая извинительная речь — и за себя, и за сына. Слыша себя как бы со стороны, Анна произнесла её без единой запинки. Она вообще не испытывала робости. Ей казалось, что всё происходящее — лишь плод её фантазии: и этот "высокий" кабинет, обставленный богатой мебелью и устеленный ковровой дорожкой, и этот человек, сидящий в кожаном кресле за большим столом… Он слушал её "покаяние" с надменным лицом, на котором к концу беседы промелькнуло удовлетворение.
"Это хорошо, что вы поняли, кто — вы, а кто — я. Надеюсь, что урок пойдёт вам на пользу", — он как будто выдавил из себя эти слова.
Стоя перед ним без единой кровинки в лице, Аня почему-то подумала, что других, менее унижающих её достоинство слов, этот человек бы не принял.
…Она ещё что-то добавляла, уже потом, после его великодушно-небрежного прощения… Кажется, это были слова благодарности. И говорила их тоже не она. Нет, она просто стояла там — с окаменевшей в миг душой, и с единственной мыслью о том, что скоро всё это закончится… она покинет этот кабинет с дорогой, красного дерева, мебелью, ковровой дорожкой и сидящим в большом кожаном кресле ненавистным ей человеком.
…Домой в этот день ноги не несли. Александр не знал, что вчера Анна записалась на приём к Казакову, и, увидев её, он сразу бы заподозрил неладное. Рассказывать ему об унизительном визите не было сил — Аня чувствовала себя раздавленной и морально, и физически, к тому же ей было ужасно стыдно.
Она могла бы рассказать об этом кому угодно, только не Саше. Ведь он её боготворил… Для него она была женщиной, умевшей с королевским достоинством держать все удары судьбы… И признаться в добровольном унижении — всё равно, что пасть, быть растоптанной в его глазах.
…Чувство униженности давило. Анне ужасно хотелось сбросить с души эту каменную глыбу, услышать в ответ слова сочувствия… да-да, именно — сочувствия. Всё-таки, она обыкновенная, слабая женщина, и ей ужасно хочется, чтобы её пожалели… И пусть это будет чужой человек.
…Ноги как будто сами несли её в сторону телефонной будки. Конечно, Мила — не самый лучший собеседник в таких делах, но она обязательно выслушает…
"Только бы Милка была дома".
— Алло… — неожиданно прозвучавший в трубке голос Леонида заставил Анну вздрогнуть, — Слушаю.
— Лёня, здравствуй… — Анюта на секунду замешкалась, поэтому вопрос прозвучал не совсем уверенно, — Мила дома? Позови её, пожалуйста…
— Аня, это ты?.. — он сразу узнал её по голосу, — Аня!..
— Да, я… — она проговорила это как-то глухо, — Милу позови?..
— Что с тобой?.. — его тон стал тревожным, — Что-то случилось?!
— Нет, ничего… — она немного помолчала, — Мне Мила нужна…
— Она ещё не вернулась с работы. Ань, с тобой всё в порядке?
— Не вернулась?.. — проглотив застрявший в горле комок, Анна почувствовала, как предательская слеза чертит горячую дорожку по холодной щеке, — Ладно… Тогда извини…
— Аня, подожди! — видимо, испугавшись, что она повесит трубку, Лапин окликнул её громко, торопливо, — Ты из дома звонишь?
— Нет, из автомата.
— Из какого?.. Ты с кем-то… или одна?..
— Я одна.
— Говори, куда подъехать…
…Через двадцать минут чёрный "Лексус" Леонида притормозил у здания, на которое указала Анюта. Всё ещё сомневаясь, правильно ли сделала, что согласилась на это свидание, она нерешительно шагнула к автомобилю — выскочив из него, Лапин галантно распахнул перед женщиной пассажирскую дверь. Уже сидя в тёплом салоне, Анна почувствовала, что очень замёрзла. Не говоря ни слова, Леонид сам пристегнул её ремнём безопасности и, нажав на газ, резко тронул с места.
Кафе было небольшим, уютным и почти безлюдным в этот час. Расположенное на одной из окраин огромного города, оно казалось сейчас надёжным убежищем от всех бед и тревог, обрушившихся в последнее время на хрупкие Анютины плечи. Рюмка коньяка, которую Леонид заставил её выпить, приятной, обжигающей волной прокатилась внутри, слегка ударила в голову.