Когда осыпается яблонев цвет

– Звони.

«И будь добра, избавь меня от необходимости слушать рассказы о том, чем вы с Танькой, Манькой, Зинкой или даже Эсмеральдой станете заполнять свой досуг».

Марта вернулась в Москву и подавила в себе искушение сразу же обзвонить «домашнюю» клиентуру и заполнить свое расписание. Впереди была еще целая неделя отпуска, которую необходимо было провести так, чтобы организм полностью восстановился от тягот общения с Ниночкой. Марта применила шоковую терапию: ни телефона, ни телевизора. Полный вакуум. Вокруг такая легкая и нисколько не гнетущая тишина. Не гнетущая оттого, что временная, не тяжелая потому, что желанная. Она с наслаждением читала и даже вытащила с полки запылившийся словарь. В нем посмотрела, как сказать по-французски: «Ваша кожа сухая, жирная, смешанная», – и сама себе удивилась. Даже произнесла вслух, усмехнувшись: «Вот и смешала божий дар с яичницей», – и вернулась в объятия тишины. Когда-то один человек учил Марту тому, что для достижения счастья в жизни важно ставить себе четкие цели, а не лепить все в одну кучу, грамотно расставлять приоритеты и пусть медленно, но верно двигаться к поэтапному исполнению своих задумок.

«За двумя зайцами погонишься…» – сколько раз слышала Марта эти слова и соглашалась с ними, а вот, подишь ты, снова взялась за свою старую страсть.

Салон красоты и французский – ничего общего, кроме того, что лучшая косметика и самые известные бренды родом из Франции. Конечно, это кое-что, но все-таки каким образом лично Марта может связать свою работу в салоне с языком Бодлера – остается неразрешимой загадкой, как и то, по какому такому велению подсознания полезла она за старым, истрепанным словарем.

Больше Марта философскими вопросами не задавалась. Последняя неделя августа выдалась на удивление теплой и сухой. Она бродила по улицам и наслаждалась тем, что может идти куда глаза глядят, без какой бы то ни было определенной цели. Оказывается, в таком бесплановом существовании была своя прелесть. Волей случая набрела она на художественную галерею, где с любопытством разглядывала фотографии довоенной Москвы. Так же неожиданно очутилась на спонтанной встрече поклонников творчества Булгакова. Марта просто шла по Патриаршим и остановилась у лавочки, возле которой группа людей увлеченно спорила о том, к какой породе следует относить кота Бегемота. Кто-то считал, что такая хитрая особь определенно из породы сиамских. Другой нещадно критиковал подобное предположение и настаивал на том, что Бегемот достоин называться сфинксом. В толпе звучал и одобрительный гул, и возмущенный ропот:

– Сфинксы лысые, а у Бегемота шевелюра была.

Марта дотронулась рукой до своих жестких кудрявых волос. Они росли быстро, падали на лоб и закрывали глаза, торчали из-за ушей в художественном беспорядке и были бессменным объектом притязаний всех стилистов-парикмахеров, работающих в салоне. Каждый уже хотя бы раз попытался изобразить на голове Марты что-нибудь этакое, но через две недели это что-то снова превращалось в ничто. Иногда Марте надоедала борьба. Она надевала платки и кепки, а на работе носила специальную (почти хирургическую) шапочку, скрывая отсутствие прически до тех пор, пока это отсутствие не дорастало до милого, симпатичного пушистого хвостика. Так что шевелюра у Марты была. Что не мешало многим знакомым в глаза, но чаще, естественно, за спиной, называть ее сфинксом.

– Холодная ты, потому и непрошибаемая, – объяснила ей как-то одна из коллег. – У каждого хотя бы иногда эмоции зашкаливают, а тебя ничем не возьмешь.

Марту тогда поразила интонация сказанного. Было очевидно: девушка говорит без всякой зависти. Ее вовсе не восхищает это Мартино качество, а вызывает скорее неприязнь и недоумение. Но это ее позиция, а Марту никто не заставит поверить в то, что в жизни не стоит держать истинные эмоции при себе и реагировать на большинство ситуаций с видимым равнодушием. Не демонстрируй окружающим чувств, и они оставят тебя в покое.

Эту формулу она вывела, когда ее побили. Нет, не в первый раз. И даже не во второй. В первый она громко плакала от боли и обиды – и от всего вместе. И все никак не могла понять, почему Ленка, с которой она как раз поделилась принесенными жвачками, теперь с удовольствием принимала участие в общей экзекуции. Девчонки били умеючи, со знанием дела, не оставляя следов. Били и пригова ривали:

– Не бери чужого! Не бери чужого!

А Марта прикрывалась руками и только подвывала протяжно:

– Я не-е-е бра-а-ала!

– А это откуда тогда, сучка маленькая?! – возмущалась заводила и предводительница двенадцатилетняя Светка, которая казалась маленькой восьмилетней Марте просто гигантом. И этот гигант совал ей под нос здоровенный кулак с зажатой в нем оберткой, от которой до сих пор так приятно пахло чудесной апельсиновой жвачкой.

– Пода-а-а-рили, – жалобно тянула Марта и получала новую порцию тумаков.

– Врушка проклятая! Иуда! – заходилась Светка в новом приступе ярости. – Седьмой год в школу хожу, и хоть бы карандашом кто поделился. А эта первый день, и уже «подарили».