А в той шведской школе, между прочим, пописать было не так-то легко. Особенно — с учетом моего знания языка. Когда мы только приехали, я спросила: «Где здесь туалет?» И мне показали: в той части замка, которая не сгорела. Туалет и душ. Правда, в душе текла только холодная вода. Нагреватель тоже сгорел. У некоторых, по слухам, отсутствие горячей воды только разжигало стремление к чистоте. Но ко мне это не относилось. Вообще — ко всем нам, к русской делегации. Нас возили мыться куда-то в другое, более цивилизованное место. Два раза в неделю. Там тоже был туалет. Но посещать туалет два раза в неделю — это круто. Даже если ты такое особенное существо, как учитель.
Несгоревшая часть замка — с туалетом — располагалась довольно далеко от домика, где мы спали. В домике, как везде, было печное отопление и свечное освещение. А туалета — даже на улице — не просматривалось. Может, он где-нибудь и был, только замаскированный, но я же не могла ходить по поселку и все время спрашивать: скажите, не туалет ли это? Во-первых, я не могла составить такую сложную фразу — с частицей «ли». Во-вторых, я все-таки была гостьей из России. Нельзя было показаться слишком навязчивой — все время приставать к шведским учителям с одним и тем же вопросом — про туалет. Вопросы надо было разнообразить — об уроках спрашивать, о воспитании — из соображений поддержать престиж страны.
И я приняла смелое решение: буду решать свои туалетные проблемы самостоятельно, по мере их возникновения. Тем более что лес рядом. С убедительными зарослями.
И вот я вышла решать возникшие проблемы, но двигалась неторопливо: к птичкам прислушивалась, на солнышко поглядывала. И это меня в некотором роде спасло: если бы я проявила излишнюю поспешность, я могла бы не успеть. Не успеть все закончить к тому моменту, когда Йон появился на дорожке.
И что бы тогда было? Ой-ой-ой!
Неожиданно совсем близко раздалось странное цоканье, и из-за поворота вышел человек. Такой огромный, в соломенной шляпе, с заступом на плече и в деревянных башмаках.
В деревянных башмаках!
Я просто остолбенела при виде этой шляпы и этих башмаков.
Я забыла про все свои проблемы, которые собиралась решать: когда на тебя живьем надвигается фрагмент картины Ван Гога, физиология отступает. С человеком случается культурный шок. И оттого что этот фрагмент слегка замедляет шаг, приветливо машет ручищей и говорит: «Hello!», легче не становится.
Фрагмент картины Ван Гога процокал дальше и скрылся за бараками. Чтобы получить доказательства подлинности происходящего, мне пришлось себя ущипнуть. И потом, в течение всего дня, я мучилась только одним вопросом: «Как бы узнать, кто это?»
Мучилась, как оказалось, напрасно. Стоило мне между делом поинтересоваться: «Кто это — в башмаках и шляпе?», я сразу же получила исчерпывающий ответ: это Йон. Садовник. Он следит за школьным огородом.
Мне хватило выдержки не броситься разыскивать огород в ту же минуту: Наоборот. Я внимательно наблюдала за дискуссией во время урока литературы (хотя она велась по-шведски), нарисовала восковыми мелками корову как символ погруженного в себя животного, походила спиной вперед на занятиях по искусству движения. И только после этого — после дискуссии, коровы и ходьбы спиной вперед — отправилась в том направлении, где должен был находиться огород.
В огороде действительно работал Йон — в той самой шляпе и в тех самых деревянных башмаках. То есть не то чтобы работал. Он чистил лопату. Вообще-то в этом нет ничего особенного — в том, чтобы чистить лопату. Каждый нормальный человек после работы счищает со штыка налипшую землю. Но Йон не просто счищал землю, и даже не просто протирал лопату тряпочкой. Он надраивал ее так, будто хотел превратить в зеркало. И время от времени, чтобы убедиться в исполнении своего намерения, поглядывал на блестящую поверхность.
— Любуешься собственным отражением? Как сидит шляпа?
Это я сказала вместо приветствия, кивнув в сторону лопаты.
Чтобы быть ехидной и отвести от себя подозрения — если таковые почему-то возникнут.
То есть я сказала не прямо так. Я сказала то, что позволял мне мой английский:
— Тебе нравится то, что ты видишь?' шляпа? Твое лицо?
— Я чищу лопату, — строго ответил Йон. Видимо, шутка не показалась ему безобидной.
— Но она уже чистая.
Йон отвернулся, чтобы я ему не мешала. И мне пришлось уйти. А потом, через пару дней, я опять шла куда-то через огород. В этот раз Йон начищал тяпку. Уж блестевшая лопата была отставлена в сторону, и в нее заглядывалось раскрасневшееся к вечеру солнце.
— И это тоже должно блестеть?
— Она должна блестеть!
— Она уже блестит.
— Она должна блестеть как зеркало.
Йон кивнул.
— Как зеркало?
Йон продолжал натирать тяпку.
— Все инструменты должны блестеть?
— Да, все.
— Ты ждешь красивых девушек? Чтобы они на себя смотрели?
Конечно же, я хотела сказать не так. Я хотела сказать: «Собираешь по вечерам красавиц, разбивших зеркала?» Но у меня так не получилось.
Неожиданно Йон предложил:
— Хочешь посмотреть?