Когда отступает фантастика

Я беру две оставшиеся пробы почвы и на аналитических весах развешиваю каждую строго пополам. Схема опыта прежняя, но… Быстро и привычно получаю на микробиологических комбайнах живую массу находящихся в почве микробов. Дальше в ход идут химанализаторы. Но на этот раз задание у них уже другое. Они должны определить не суммарный белок, а количество аминокислот, этих «кирпичиков»-мономеров, из которых построены полимерные белковые молекулы. Проходит несколько томительных минут. Димка уже понял, в чем дело, и стоит рядом. Результаты на обоих анализаторах появляются почти одновременно: аминокислот в почве втрое больше, чем в наших микроорганизмах!

Мы обалдело смотрим на эти цифры.

Сейчас мы убедились, что на наших плантациях живут какие-то неизвестные нам микроорганизмы. В первом опыте мы определяли суммарный белок, но белки бывают разные. Молекулы одних стойки, других нет. Видимо, у открытых нами микробов белки сразу же, на первых фазах анализа распадаются до аминокислот и поэтому автоматы их не уловили. Теперь же, когда анализ был проведен уже на уровне аминокислот, результат получился иной. Суммарно в почве их в три раза больше, чем в микроорганизмах, выделяемых оттуда нашими микробиологическими комбайнами. Правда, в почве всегда есть какое-то количество свободных аминокислот. Но очень небольшое. То же, что показали анализы, можно отнести за счет тел каких-то микроорганизмов, нам неизвестных.

— Вот они-то и пожирают наши витамины, — говорит Димка, будто подслушав мои мысли. — А главное — они возникли здесь. Не образовались из других видов, а именно возникли заново. Потому-то наши микробиологические комбайны, отрегулированные и отлаженные на все виды земной микрофлоры, и не улавливали этих микробов. Ведь их раньше на Земле не существовало. Да, они зародились, новообразовались здесь, на наших плантациях.

— Опять ты за свое, — устало говорю я. — Это просто какой-то новый, дотоле неизвестный вид.

— Новый вид! — подхватывает Димка. — Новый вид! Но другие новые виды наши комбайны выделяли? Выделяли, потому что они обязательно имели что-то общее с теми, из которых произошли. А эти новые приборам не знакомы совсем. Значит, на наших плантациях зародилась совершенно новая форма жизни. И понятно, почему это произошло именно здесь. Мало того, — что тут почти нет почвенных хищников, всегда уничтожающих первичный белок. Здесь еще исключительная по своему химизму, насыщенная витаминами и энергией солнца среда.

— Подожди, — перебиваю я, — чтобы стать микробом, потребляющим витамины, твой белок должен был пройти целую эволюцию.

— Правильно, — подхватывает Димка. — Он ее и прошел. Прошел быстрее, чем считала возможным наука. Когда мы поселили здесь первых витаминособирателей? Пять лет назад. Условия все время были постоянными, и отбор мутаций шел в одном направлении. Ты представляешь, если так пойдет дальше, то мы увидим, в какие высшие формы превратятся и сами эти микробы. Эволюция на нашей планете, на глазах науки. Вот так-то!

Из этих неведомых микробов со временем возникнут новые невероятные растения, а затем и животные. Человечество увидит всю историю развития жизни на Земле. Мало того, люди не только проследят за новой эволюцией, но и смогут ее направить по своему желанию.

— Сначала надо увидеть этих микробов, а потом фантазировать, — говорю я.

— Полжизни за работающего «Кирлиана»! — обещает Димка. — Почини «Кирлиана», а я буду не я, если не выделю этих пожирателей витаминов в чистую культуру. Я им составлю такой набор сред, которого не имел ни один микроб в мире.

— Я не знаю, зародились эти микробы на Земле или на Марсе, но посмотреть их нужно, завод-то стоит, — соглашаюсь я.

И начался аврал.

Димка послал «Кибера» за пробами и как одержимый заметался между микробиологическими комбайнами. Я принялся за «Кирлиана». Трубку я решил не менять. Проще было пожертвовать вакуумными насосами и попытаться откачать из старой трубки пыльный воздух. Первый насос засорился быстро, и я, подключив запасной, начал его разбирать. Детали сразу же промывал и высушивал. Насос я успел собрать как раз к тому моменту, когда работающий начал давать перебои. Его тоже пришлось разбирать и промывать детали. И так снова и снова…

За окнами легла густая южная ночь, а «Кирлиан» еще не работал. Не получалось что-то и у Димки. Я слышал, как он то пел, то вдруг начинал ругаться. Чаще же до меня доходило его бормотание: наверное, он разговаривал с микробами.

В два часа ночи я решил попробовать включить «Кирлиана».

Экран светился ровным матовым светом, и лишь в двух местах виднелись мутные пятна. Две какие-то микропылинки остались у входного отверстия высокочастотного пучка. Но это мелочь. Слабая проекция пылинок не будет мешать.

Ко мне подходит Димка. В руке у него пробирки, заткнутые обгорелыми ватными пробками. Значит, он не поверил комбайнам и проводил пересевы сам над пламенем спиртовки.

— Кажется, я их поймал, — говорит Димка радостно.

Мы усаживаемся перед «Кирлианом».

— Давай сначала посмотрим, что происходит в почве. Сделай препарат и заряди, — предлагаю я Димке.