Когда отступает фантастика

Стефан Борисович Стефанов работал с вирусами. Однако его не совсем удовлетворяла общепринятая методика электронно-микроскопического изучения этих объектов. Вирусы приходилось выделять из их среды обитания, очищать, фильтровать, и только в таком рафинированном виде они попадали в электронный микроскоп. Ученому же хотелось изучить вирусы в их естественной обстановке, как выражаются, биологи, в нативном состоянии. Оригинальная методика, дающая такую возможность, и была разработана Стефановым несколько лет назад. Работа с вирусами двинулась вперед, и увлеченный исследователь меньше всего думал о почвенной микрофлоре. Уж слишком далеко в стороне от сферы его научных интересов находилась эта область микробиологии.

Но в то же время в той же Москве другой исследователь горел страстным желанием изучить под электронным микроскопом микробное население почвы. Не устраивали Дениса Ивановича Никитина и общепринятые подходы.

Выделить из почвы или воды отдельные виды микроорганизмов и изучить их строение под электронным микроскопом — дело в конце концов не такое уж сложное.

Но не это было нужно Никитину.

Его интересовала почва в ее естественном состоянии, со всем, что там есть. Вот взять из природы кусочек микромира и рассмотреть с увеличением в десятки тысяч раз. Разве это не заманчиво?!

Но тут на пути встали многие технические трудности.

Приготовить препарат для электронной микроскопии, как известно, вообще не легко, даже когда имеешь дело с простыми и заранее очищенными объектами. Здесь же речь шла о таком сложном конгломерате, как почва. В общем преодолеть методические затруднения Никитину не удавалось, несмотря на многие попытки.

Попробовать же искать решение поставленной задачи среди методов, применяемых в вирусологии, ему просто не приходило в голову. Слишком далек был Денис Иванович от этой науки.

Дело решил случай. Как-то Стефанов и Никитин встретились в одном из коридоров биоотделения Академии наук и разговорились. Один поделился своими неудачами, другой посоветовал, что предпринять.

Решили попробовать вместе.

Так родился творческий дуэт, в котором голоса столь удачно дополняли друг друга, а каждый исполнитель так хорошо знал свою партию, что результаты не замедлили сказаться. И результаты поразительные.

…С напряженным вниманием гляжу в боковое смотровое окошко электронного микроскопа. Центральное, как его называют, операторское, окно в распоряжении Стефана Борисовича. Он сидит за пультом микроскопа и, работая штангами препаратоводителя, медленно перемещает в поле зрения сеточку с препаратом. Мы просматриваем ячейку за ячейкой, однако пока ничего интересного нет. Но вот, наконец…

Перед нашими глазами на экране располагается целая россыпь каких-то странных существ. Представьте себе очень нежные и тонкие диски совершенно правильной круглой формы. Строго к центру каждого диска прикреплена довольна длинная, постепенно заостряющаяся к концу трубочка. Хорошо видны ее стенки и внутренняя полость, местами забитая чем-то темным.

Размеры этого ажурного существа меньше микрона, и, конечно, рассмотреть его строение в обычный световой микроскоп едва ли возможно.

— Кто это? — спрашиваю я Стефана Борисовича.

— У нас их называют «зонтики», — отвечает он с улыбкой. — Тут такое многообразие форм, что у нас в лаборатории за каждое удачное название выдается премия — шоколадка.

Вскоре недалеко от «зонтиков» нам попалось целое поселение «гитар»: это тоже что-то вроде «зонтиков», только их диски по форме действительно похожи на гитары, а ножки-трубочки длиннее и немного толще.

Видели мы и уже совсем странные «граммофончики» — трубочки с обязательной, четко выраженной тарелкой-присоской на одном конце и широким раструбом из пяти правильных лепестков на другом. Здесь же присутствовали и «гвоздики», напоминавшие при большом увеличении пионерский горн без ручки.

Внутри их просматривалось зернистое содержимое. И весь этот богатый улов нам дал один препарат, на котором была зафиксирована всего лишь микроскопическая капелька воды из Москвы-реки.

— Интересно, сколько еще таких же существ, которых в обычный микроскоп не могли, а в электронный еще не успели рассмотреть, обитает в водоемах? — подумал я вслух.

Но Стефан Борисович очень осторожен в выводах.

— Почему именно существ? — возразил он. — Еще надо доказать, что они живые. Конечно, ясно, что это не скопление каких-то кристаллов и не растворы неорганических коллоидов. Но почему бы не допустить, что это не самостоятельные организмы, а останки, так сказать, осколки обычных живущих в воде микроорганизмов? Ну, например, «зонтики» — это реснички погибших инфузорий, а «гитары» — жгутики каких-то жгутиконосцев?