Но не успела Цубаки договорить, как пол в комнате вздыбился, и деревяшки полетели в разные стороны, словно кто-то проломил себе проход изнутри. Кэукэгэн, похожий на огромную собаку, покрытую грязью, вырвался наружу, цепляясь лапками, похожими на руки, за свисавшие с потолка чёрные волосы, и пополз по стене.
Хару обернулась и застыла на месте, увидев, как разлетелся на щепки пол, – комнату сразу заполнила тёмная удушливая аура. В руке у ученицы оммёдзи всё ещё находился свиток, и она тут же вскрыла печать – бумага развернулась до пола, и вокруг Хару вспыхнул полупрозрачный барьер.
– Сюда! Быстро!
Оглушённая отлетевшей деревяшкой, которая угодила прямо в голову, Цубаки сквозь звон в ушах всё же услышала крик и на дрожащих ногах бросилась на голос.
Кэукэгэн пополз за ней, щёлкнув зубами около ноги, но уткнулся носом в очищающую стену, созданную оммёдзи. Во все стороны полетели искры и обожжённые волосы монстра, который разъярённо завыл и тут же отпрыгнул назад.
– Что там? – крикнула Хару, обливаясь холодным потом, но не опуская раскрытый свиток. – Я сейчас не могу прочесть ещё одно заклинание…
– Ёкай выбрался наружу! – ответила Цубаки и посмотрела на свои руки – они были покрыты чёрной зловонной слизью. Испачканные пальцы дрожали, а сердце билось где-то в горле, не давая сделать вдох. – Но, кажется, он не может пройти сквозь барьер.
И правда, ёкай стоял напротив ученицы оммёдзи: его ощетинившаяся холка то вздымалась, то опускалась, и он направлял взгляд цепких жёлтых глаз в сторону господина и госпожи Тори, которые тоже скрылись за полупрозрачной стеной, но выглядели так, словно совершенно ничего вокруг себя не замечали.
Через мгновение из проломленного пола выползли два маленьких чёрных ёкая: они зацепились розовыми ручками за развешанные по комнате волосы и поднялись к распахнутому настежь окну, выбираясь наружу. Взрослый кэукэгэн зашипел и попятился, при этом поймав испуганный взгляд Цубаки.
Сказав это, ёкай тоже нырнул в окно, и под его весом по деревянной стене вокруг пошли трещины. Акамэ побледнела ещё сильнее и без сил опустилась на пол: выживать среди чудовищ с помощью дешёвых защитных талисманов, которые она раньше воровала у деревенского шамана, было трудно, и Цубаки думала, что под защитой святилища богини Инари станет легче. Но теперь она столкнулась с монстрами лицом к лицу, ощущая гораздо большую опасность – её использовали и выставляли на обозрение всему потустороннему миру, словно красный флаг с надписью: «Посмотрите, эта акамэ видит ёкаев!»
Цубаки сжала кулаки, унимая дрожь, и медленно выдохнула – скоро кошмар обязательно закончится, ведь именно ради этого она на самом деле осталась в святилище Яматомори.
– Ты как? – спросила Хару, опускаясь рядом с ней на колени, хотя и сама выглядела неважно: заклинание отняло слишком много сил.
– Всё в порядке.
– Обычно кэукэгэны мирные, но, видимо, сейчас его что-то напугало. Хорошо, что ты была со мной: ещё чуть-чуть, и я бы не успела вовремя прочесть защитное заклинание.
Они вымученно улыбнулись друг другу.
Хару легко похлопала Цубаки по плечу и повернулась в сторону хозяев дома: они лежали на полу, словно оба потеряли сознание, а их открытые глаза, не моргая, смотрели куда-то вверх.
– Что с вами?! – Ученица оммёдзи подбежала к госпоже Тори и положила руку ей на лоб – кожа оказалась ледяной. – Нет, этого не может быть…
Цубаки тоже подползла поближе и вновь ощутила то самое беспокойство, от которого зашевелились волосы на затылке.
– У них обоих как будто нет душ… – заговорила Хару и нажала двумя пальцами на точку на животе женщины, что-то проверяя.
– Как это?
– Я чувствую ауру скверны и смерти, словно эти люди уже умерли, но их тела по какой-то причине до сих пор живут, как пустые оболочки.
Внутри у акамэ всё похолодело. Она поднялась на ноги, держась за ушибленную голову, и вышла наружу. У входа кто-то опрокинул ведро, рядом с которым вместе с рыбьей чешуёй лежала на земле старушка с растрёпанными волосами, что внезапно почернели. Везде было тихо: над двором больше не разносился детский смех и кудахтанье куриц, и Цубаки медленно двинулась дальше, приближаясь к приоткрытым воротам. Недалеко от них, повалившись друг на друга, лежали два маленьких мальчика.
Цубаки присела рядом с ними и дотронулась до руки ребёнка с хвостиком на затылке – его кожа оказалась ледяной, как у бездушного тела, но спина всё ещё едва заметно вздымалась: он пока продолжал дышать. На мгновение акамэ показалось, что из груди малыша вырвалась тёмная извивающаяся нить: она была слишком тонкой, сливалась с потемневшей после дождя землёй и, как только Цубаки провела ладонью в воздухе, сразу исчезла.