Когда отцветают розы

— Нет, только не сюда! — резкость ее реакции, похоже, удивила ее спутника. — Пусть несут сразу в библиотеку. Мне надо было сразу сообразить. Извините, что побеспокоила вас, Джек.

После того как новый камин был водружен на временное место, она опять вышла на свежий воздух. У задней двери ее поджидала Бэби. В ее сопровождении Диана пошла через луг.

Трава, которая всего несколько дней назад едва показалась из земли, теперь щекотала ее лодыжки. Дни установились теплые, с обилием влаги, и зелень пошла в буйный рост. Побеги начали уже опутывать могильные камни.

«Джордж» снова упал лицевой стороной вниз. «И ладно, пусть полежит так, если ему угодно», — подумала Диана.

Значит, Брэд первым обнаружил надгробия? Тогда немного странно, что он ни словом не обмолвился о них в письмах. Как раз такие находки легко зажигали его писательское воображение. Если только… Она наморщила лоб, напрягая память. В одном из писем говорилось что-то про игру в археолога, и точно — там присутствовало слово «камни». Только она решила поначалу, что имеются в виду какие-то руины.

Ей следовало захватить с собой все письма Брэда до единого, а не только самое последнее. Но как смогла бы она забрать их и избежать объяснения с матерью.

Энн, ее мать, уже убедила себя, что сына нет в живых. Связка писем, перехваченных голубой ленточкой, словно любовные послания, для нее была свята. Диане удалось незаметно вытащить из пачки только один конверт, и ей оставалось надеяться, что матушка не заметит пропажи. Лишить же ее всех драгоценных писем сразу было просто немыслимо. Отец попытался однажды сделать это, попрекая ее «вздорной одержимостью» и склонностью к «абсурдным мелодрамам». Энн забилась в такой истерике, что ее пришлось отправить в больницу. Потом ей было необходимо посещать своего психиатра пять раз в неделю и поглощать успокоительные таблетки как земляные орешки.

Впрочем, так ли ей нужны письма брата, спрашивала себя еще и еще раз Диана. Почти все они были краткими и содержали крайне мало полезной для нее сейчас информации. Он рассказывал, чем занимается, но не делился своими мыслями или чувствами.

Она долго боялась себе в этом признаться, и теперь внезапное осознание ощутилось, как резкая пощечина. Неужели он был настолько в ней не уверен, что опасался раскрыться ей и свободно выразить в письмах то, что чувствовал? Она получала от него даже не письма, а так — записки. И это от будущего писателя, который мог часами писать в уединении вместо того, чтобы делать домашнее задание, играть в футбол за школьную команду или заниматься чем-то столь же респектабельным с точки зрения отца. Почему она раньше не видела, сколь многого не хватает в его письмах?

Бремя вины, которое она так долго выносила, сделалось вдруг нестерпимым; под его тяжестью она почувствовала желание опуститься на траву. Инстинктивно она закрыла глаза и вытянула руки перед собой.

— Брэд, — прошептала она. — Где ты? Вернись. Скажи, что прощаешь меня.

Где ты? Почему ты не пришел?

Даже сквозь плотно закрытые веки она видела, как он удаляется от нее медленным, ровным шагом, его силуэт тает на расстоянии, и затем он исчезает, так и не оглянувшись. Все ее мысли, чувства и желания устремились ему вслед. Вернись! Вернись! А если не можешь… хотя бы скажи мне, почему!

Диана открыла глаза и ухватилась за ближайшую ветку, чтобы сохранить равновесие, пока не прошло внезапное головокружение. Если бы она еще немного простояла в этом трансе, могла попросту потерять сознание. Надо же быть такой идиоткой! Неужели она в самом деле могла надеяться, что призрачная рука дотронется до нее с любовью и одобрением? Да и не этого она хотела. Ей нужно было, чтобы он оказался жив — злой, разочарованный, непростивший, но только живой! И если нечто невидимое тянется к ней из потусторонней темноты, пусть это будет… Пусть это будет… кто угодно, только не ее брат!

Собака лежала тихо, положив голову на лапы, и пристально наблюдала за нею своими карими глазами. Позади ее массивного тела смутно виднелся третий надгробный камень, тень от веток деревьев гуляла по его изуродованной поверхности с надписью, которую невозможно было прочитать. Для кого предназначался камень: для мужчины или женщины? Для юноши или девушки? Неожиданно для себя она продекламировала:

Земные люди во плоти, вы обратились в прах…
А скоро нам самим идти туда, где мгла и страх.

Последнюю строчку вместе с ней прочитал мужской голос. На долю секунды все в ней вспыхнуло. Но это был всего лишь…

— А, Энди, это ты, — сказала она, обернувшись. — Не заметила, как ты подошел.

Его лучезарная улыбка померкла.

— Не хотел тебе помешать. Присядь. У тебя какой-то болезненный румянец на щеках.