Когда оживают Тени

Странно, но я не уловил того момента, когда нагоняй превратился в полноценный урок. Возмущаться и протестовать не подумал. И правоту признал – машины Дампира, что отражали и искажали показания поисковых артефактов Церкви, захватывали довольно ограниченную площадь. Сдуру выбить себе глаз также как-то не улыбалось.

– Да! – воскликнул я. – Хочу попробовать.

Собрав книги и бумаги, мы выбрались из угла и свалили поклажу на ближайший верстак. Затем я вышел на середину зала и замер в нерешительности.

С чего бы начать?

– Ты ведь хотел сделать комбинированную основу, – произнес Старик, уловив сомнения. – Так действуй. На сильно сложное пока не замахивайся, попытайся с простыми фигурами. А я погляжу.

Кивнув, я закусил губу. Затем уловил писк, потянулся к той стороне разумом, волей, чувствами. И через мгновение пальцы будто омыла теплая вода, а мир залило меловым раствором. Тени и краски исчезли, оставив лишь угольные росчерки и контуры на белом фоне, рябь вокруг. Мастерская, как огромный куб, очертания стен, станков и приспособлений, стеллажей и ящиков. Но ни полутонов, ни фактуры, ни теней, ни света.

Простые схемы, говорите?

Вздохнув, я вытянул руки и начал рисовать прямо перед собой. Левой рукой очертил круг, потом еще и еще. До тех пор, пока в ткани Изнанки не возникло зримое проявление – серый контур. Ощутил вибрации, завершенность – и сделал хватательное движение, фиксируя в пространстве. Затем скосил взгляд и, одновременно удерживая получившееся кольцо, попытался правой рукой нарисовать треугольник. Но, как и говорил Старик, первая фигура начала терять стабильность, расплываться как колечко дыма.

Выругавшись, я сосредоточился сильнее. Вернул стабильность первой схеме и снова взялся за вторую. И опять с тем же результатом.

Стоит признать, Дампир прав. Рисовать и удерживать одновременно несколько основ чрезвычайно трудно. Едва отвлекался на одну, расслаивалась и стиралась другая. Но я честно старался, потеряв счет попыткам и времени. Вникал, постигал, концентрировался.

Само чувство реальности постепенно покинуло меня. Я будто растворился в белом пространстве, стал его частью. Какой-то частью сознания воспринимал окружающее – холод, дуновение воздуха из вентиляции, стекающие по лбу капли пота, немеющие пальцы. Осознавал, что Старик терпеливо наблюдает, усевшись на первый попавшийся ящик из-под инструментов. Но сие регистрировалось лишь мельком, вскользь, а основное внимание сосредоточилось на фигурах.

В какой-то момент я начал чувствовать вибрации схем – как щекотку, зуд. И уловив ощущение, сообразил, что удерживать все взглядом не обязательно.

Чувство и явилось решающим фактором успеха.

Подтянув треугольник к кругу, я вставил первый во второй, и сразу стало легче. Фигура перестала расплываться, а будто врезалась в ткань Изнанки. А уж когда легкими росчерками добавил символы связи в пересечениях, рождающаяся печать стала почти монолитной, осязаемой.

Праздновать победу рано, оставалось наполнить основу содержанием. И поразмыслив, я решил, что для первого раза достаточно создать разность давления в двух соседних точках. Для оного требовалось немного символов: концентрация, разделение и разность, усиление. Куча знаков для описания воздуха, якорь-привязка к основе и условие срабатывания.

Скорее по наитию, следуя тому ощущению энергий, что источала фигура, я нарисовал на ней первый символ. Прислушался к далекому пению и немного сдвинул. Затем создал и разместил второй, третий, начал проводить между ними нити взаимодействия. Будто закладывал некий алгоритм, описывал то, что должно произойти.

И все бы ничего, но с каждым новым знаком ткань Изнанки под фигурой становилась более упругой, твердой. Последние символы я словно выцарапывал ногтями на граните, шипя сквозь зубы от боли, страшно потея и задыхаясь. Каждая черточка, каждая линия давались с невероятным трудом. Сердце бешено колотилось, меня бросало то в жар, то в холод, голова болела, а мир перед глазами грозил расколоться на сотни осколков.

Черт, а ведь не врал старый хрыч о том, насколько тяжело.

Но я не сдавался. Упрямство и злость, по-юношески слепая жажда доказать, что чего-то стою, заставляли выкладываться по полной. Заставляли продолжать царапать буквы древнего алфавита. И я царапал, давил. Завывая от боли, забывая дышать, ломая ногти.

Последняя черта выдавила из меня душу, мысли и тепло. Лишь в состоянии какого-то полуобморока удалось довести дело до конца. Тогда и наступило облегчение, в голове прояснилось. Через какое-то время до меня дошло – получилось!

Печать тихо гудела, собирая из окружающего пространства силу. Глубже врезалась в ткань Изнанки, приобрела почти ту же глубину и яркость, что и реальные вещи вокруг. И каждый символ, каждая линия работали, как задумывал.

Миг удивления сменился бесноватым ликованием. Получилось?..