Когда оживают Тени

— Думай, прежде чем ляпаешь или творишь, — едко прокомментировал я. — И не переступай черту. Не делай суждения, основываясь на молве.

— Но…

— Умолкни и тащи, — буркнул я грубо. Сознавал, что хочет как-то уменьшить возникшую пропасть, но раздражался от попыток. И больше бесился, сознавая, насколько гадски себя веду, и что меня сие почему-то волнует.

К счастью, послушался и заткнулся. По-прежнему распространял флер вины, горечи и раскаяния, но не бесил репликами. И мы двинулись коридорами грота. Впереди шел Нолан, устраняя одним своим видом угрозы в виде охранников и прислуги. А за ним тащились мы, волоча Коула на плечах. И хоть выглядел делец мелким и щуплым, но весил почему-то весьма прилично. К тому же где-то на середине пути начал подавать признаки жизни, приоткрыл глаз и захрипел, а потом застонал. Причем в неподходящий момент, когда из бокового прохода в гостиную, через которую мы двигались, выглянул бдительный охранник.

— Орм… Орм….

— Да кто ж еще? — буркнул я. — Заткнись!..

— Орм, ты за мной приш-шел, — с легкой шепелявостью из-за разбитых губ и невыразимой нежностью пробормотал Проныра. — Как ж-же я рад…

— Да заткнись ты! — зашипел я.

— Господин? — спросил воин, подозрительно осматривая нашу разношерстную компанию.

— Это гости, — сказал Нолан, глядя в пустоту.

— Я могу чем-то помочь? — произнес страж. Сделал несколько шагов вперед, положил ладонь на кобуру со электрическим шокером в виде пистолета, метающего стрелки-контакты.

Впопыхах я не дал дяде больше реплик для ответов. А расслаблять путы чревато тем, что начнет бороться с внушением. И потому я вновь торопливо сжал монету в кулаке, перенастроил схему и зашевелил губами. Повторяя мои движения, Нолан хрипло сказал:

— Разве я звал?

— Нет, — неуверенно ответил охранник.

— Так проваливай отсюда и забудь о том, что ты видел. Или надо описать, что будет, если не послушаешься?..

Управлять интонацией не смог, но скучный мертвенный голос на пару с пустым взглядом, похоже, оказал неизгладимое впечатление. Бдительный страж побледнел, а потом попятился и поднял открытые ладони.

— Простите, господин! Ничего не видел, ничего не слышал!

Когда охранник юркнул в боковой проход, я вздохнул с облегчением, вернул схему артефакта в исходное положение. Перехватился поудобнее и упрямо потащил дельца дальше к выходу, не обращая внимания на попытки заговорить, объясниться или выразить благодарность.

Нам повезло, так как больше никого не встретили. Ни прислуги, ни тем паче родственников. Только у люка дремал представительный старик с пышными седыми усами и бакенбардами, лысый и похоже напрочь глухой. Задавать глупых вопросов не стал. Шаркая, поплелся к вратам и потянул за рычаг, позволил пройти в шлюз.

Кажется, у меня получилось. Зря арсенал собирал, опасаясь грандиозной драки. Спасибо революционному движению.

Робкая надежда теплой водой омыла солнечное сплетение. Я с ехидцей помахал дядюшке на прощанье, прежде чем дверь захлопнулась. Повернулся ко второй створке, терпеливо дожидаясь, пока автоматика слегка выровняет давление и пустит наружу. Коула уж как-нибудь дотащу.

Скрытые в стенах механизмы, наконец, определились с решением. Раздался шумный вздох, чмоканье, натужный гул движков и металлический лязг, когда провернулся штурвал запора. Над дверью вспыхнула зеленая лампочка, створка мучительно медленно отползла влево.

Не дожидаясь, пока откроется полностью, мы протиснулись в образовавшуюся щель, оказались на небольшой площадке перед гротом — озаренной неверным светом фонарей, с парой-тройкой статуй героев-туату, невысокой декоративной оградкой из кованных стальных прутов.

Тихо, и несколько зябко после теплых покоев, пахло плесенью и солью, машинным маслом. Блики сонно играли в маленьких лужицах, скользили по рельефам и узорам искусной резьбы и лепнины, украшавшей стены. Сверху капало, а из вентиляционной решетки неподалеку с шипением вырывался воздух, трепал одежду и волосы. Площадка плавно вытягивалась и вливалась в улицу-тоннель, заполненную спокойным мглистым сумраком. Вдалеке виднелись арки и лестницы, движение огней большого проспекта, шум тележек и шагов, голосов прогуливающихся аристократов. Тут же царило безмолвие, белесая мгла вялыми язычками сочилась из решеток канализационных коллекторов.

Бран двинулся вперед, но я уперся, и друг детства вынужденно остановился. Оглянулся, непонимающе моргнул.

— Что…

Теплота в груди сменилась сначала зыбким холодком, а потом лютой стужей. По спине поползли отвратительные мурашки, а мысли заметались в поисках выхода. Левая ладонь, где осталась метка после встречи с кошкой-тенью, отвратительно заныла и зачесалась.

Знакомое ощущение слежки, испытанное дважды, окатило как из ведра. Как и потоки эмоций сразу нескольких людей. Я уловил сосредоточенное внимание, скуку и злость, угрозу, почти увидел скрывающихся неприятелей у выхода в арки и боковые ходы.