И уже морально готовилась к тому, что именно предстоит увидеть.
— Я просто хочу кое-что показать вашей бабушке, как человеку опытному и знающему, — сказала Кира сухо. — Лео, угомони, будь добр, эту свою… знакомую, и донеси до её сознания, что я никого не собираюсь жрать. Просто хочу решить нашу общую проблему.
Эмилия усмехнулась уголком рта. А быстро девчонка подбирает нужный тон! Теперь, примерно зная, где искать, Эмилия всё же вполне могла уловить в речи этой Киры лёгкую неуверенность, игру ребёнка, пытающегося притвориться взрослым и серьёзным… Впрочем, как Эмилии было доподлинно известно, заигравшиеся, могущественные, загнанные в угол дети разных возрастов были и будут самыми опасными существами на свете.
— Я уже сказала, что с удовольствием пройдусь с тобой, крылатая госпожа. И потолкую. А дети пусть минутку посторожат вход, подождут нас здесь. Оно, думаю, к лучшему.
Кира кивнула и повела её за собой, наверх, где в теории располагались хозяйские спальни.
Эмилия готовилась. Она выравнивала дыхание. Она знала, что должна полностью совладать с собой… потому, войдя в комнату и осмотрев совершенно фантасмагорический кровавый антураж, не дрогнула.
Свист крыльев-маятников за спиной прошёлся холодом по позвоночнику, но она нашла в себе силы спокойно, медленно обернуться к стоящей в дверях Кире и поднять на неё равнодушный взгляд.
За её спиной дрожали, готовые в любой момент атаковать, роскошные воздушные крылья. У девчонки были красивые глаза, двойственные: серые человеческие медленно перетекали в жёлтые, как у хищной птицы, лучистые и сияющие.
Нет, Эмилия знала, что формально в уничтожении птичьих Кланов обвинили какого-то потерявшего пару психопата из Призрачных. Но Эмилия не спешила бы обвинять того дракона во всех грехах. Во-первых, в силу своих религиозных убеждений и личных связей она весьма симпатизировала Призрачному Дому: потомки Мрачных Жнецов останутся таковыми, в какую бы драконью форму они ни рядились. И будут нести за собой силу, магию и судьбу своих предков… А судьба Мрачных Жнецов — забирать в чертоги Предвечной души, служить орудиями и проводниками для смерти, уводить за грань других не по своему желанию, но просто потому, что доля такова.
Это не значило, что Эмилия оправдывала деяния Призрачных или снимала с них вину, нет. Просто она, как и любая последовательница путей богов Порога, верила в силу предназначений, призваний и дорог. Можно бегать от выдуманной судьбы, но невозможно — от того, кто ты есть… Нет, иные пробуют, но ничем хорошим такие вот пробежки не кончаются.
Призрачные были теми, кем были: представителями могущества Порога у драконов. И очень часто их делали поводом. Взять хоть ту историю с истреблением птичьих Кланов: она годилась только для просвещения молоденьких дракончиков, и то не факт. Эмилия же прекрасно понимала, что так такие дела не делаются. и прекрасно знала, что за той давней историей стояло нечто намного большее.
Это то, что порой не желают понимать люди: ну не может один-единственный человек, пусть и высокопоставленный, устроить истребление какой-то расы по щелчку пальцев. Такие вещи готовятся годами, для них строится специальная база, возникают социологические и идеологические предпосылки… И один-единственный обличённый властью псих в этом смысле никогда не является единственной причиной. Как правило, он становится простым катализатором… Но глупо думать, что, убрав катализатор, ты решишь проблему.
Проблема всегда многослойней и глубже.
Насколько Эмилия знала, птицы, занимавшие часть нынешних владений Вечного Царства и Ледяного Дома, всегда старались обособиться от драконов. “Мы тоже летаем, и небеса не принадлежат драконам одним.” В какой-то момент именно птицы выступили в поддержку демонов, желавших свободы от драконьего влияния. “Если демоны-ветры межмирья считают демонов достойными, значит, мы их тоже сочтём таковыми.” Более того, Грифоны и многие птицы также выступали за вступление в их сообщество птицекрылых фейри, что по меркам Предгорья того времени было, конечно, кощунством.
Птицы говорили: “Мы делим небо с фейри, драконами и демонами.”
Драконы говорили: “Небо принадлежит лишь нам”.
Несложно догадаться, что это вылилось сначала в противостояние, а потом и в расправу.