Когда падали стены… Переустройство мира после 1989 года

Скоукрофт выражал точку зрения другой группы советников, настроенных по отношению к Горбачеву и его планам намного более скептично, поскольку опасался, что они могут быть нацелены на оживление мощи Советов. Москва, предупреждал Скоукрофт, может «размягчить Запад своей теплотой» и таким образом ослабить натовскую решительность и сплоченность. По этой причине он решительно противился проведению поспешного саммита между Бушем и Горбачевым в 1989 г., чтобы не оказаться использованными советской пропагандой. Как он вспоминал позднее, он полагал, что даже если не будет существенных договоренностей, например, в области контроля за вооружениями, Советы смогут капитализировать единственный возможный результат – добрые чувства, порожденные самой встречей. Они могут использовать эйфорию от встречи, чтобы подорвать решительность Запада, а ощущение самодовольства может вдохновить кого-то поверить, что Соединенные Штаты способны потерять бдительность. Советы в целом и особенно Горбачев умели создавать такую расслабляюще уютную атмосферу. Горбачевская речь в ООН породила, преимущественно за счет риторики, настроение пьянящего оптимизма. Поспешную встречу с новым президентом он мог использовать как доказательство того, что холодная война завершилась без каких бы то ни было существенных действий со стороны «нового» Советского Союза[73].

Скоукрофт и Буш были людьми почти одного возраста: оба служили в Военно-воздушных силах, впрочем, Буш еще застал войну на Тихом океане, а Скоукрофт служил в ВВС как кадровый военный уже после войны, начиная с 1947 г. и до тех пор, пока не вошел в аппарат Белого дома при Никсоне в 1972 г., став позднее советником по национальной безопасности у Форда (1975–1977). Именно в годы президентства Форда он близко сошелся с Бушем, ставшим послом в Китае, а затем директором ЦРУ. Их сблизили общие взгляды на мир, определяемые Второй мировой, холодной и Вьетнамской войнами. Оба верили в мировое лидерство США, центральную роль трансатлантического альянса и необходимость решительно использовать силу там и тогда, где и когда это нужно. Оба верили в эффективность личной дипломатии и чрезвычайную важность хорошей разведки. Буш полностью доверял Скоукрофту. Он называл его «самым близким другом во всем» – от поля для гольфа до Овального кабинета[74]. Скоукрофт видел свою роль как личного советника президента и как честного брокера, свободного – в отличие от Бейкера – от необходимости представлять интересы конкретного правительственного департамента. И как советник по вопросам национальной безопасности, он был узловым пунктом всей деятельности Буша в области безопасности и внешней политики. Заняв свой пост во второй раз, Скоукрофт выработал свою собственную «систему», представлявшую собой высокоэффективный процесс принятия решений. Ее ключевыми чертами были регулярные консультации внутри Совета по национальной безопасности (СНБ), решительное недопущение утечек – президенту все направлялось через Скоукрофта. В отличие от СНБ при Киссинджере или Збигневе Бжезинском в 1970-е годы, атмосфера тогда была действительно коллегиальной, а не конспирологической. Скоукрофт и Бейкер, несмотря на неизбежные расхождения между ними, были способны к продуктивной совместной работе[75].

В целом администрация Буша обладала большим опытом в сфере внешней политики, и сам президент глубоко разбирался в этих вопросах. Он любил читать тексты брифингов и служебные записки в отличие от трех своих предшественников – Форда, Картера и Рейгана – и пришел в Белый дом, имея обширный опыт в международных делах. В дополнение к тем постам, которые он занимал в 1970-е гг., он восемь лет был вице-президентом, и в течение этого времени ему довелось познакомиться со многими зарубежными деятелями и большинством глав правительств. Если судить о нем в этом отношении в личном качестве, то Буш был, с одной стороны, человеком неброским и осторожным, а с другой – очень амбициозным и уверенным в себе. Быть может, он и не обладал стратегической дальнозоркостью, но выполнял свои государственные обязанности, опираясь на внятный набор базовых убеждений и целей. Стабильный мировой порядок требовал лидерства, и, несмотря на большой пессимизм 1980-х, Буш не сомневался в том, что только Соединенные Штаты могут это лидерство обеспечить; он не мог себе представить Америку находящейся «в упадке».