— Но я хочу, — заверяю ее.
Я достаю купюру и передаю ее Роуз.
— Плюс, Роуз никогда не спустила бы мне с рук, если бы я позволил заплатить тебе за растение любви.
Я подмигиваю Роуз.
— Это правда, — соглашается та.
Седая женщина дарит мне суровый взгляд, но его сразу же сменяет одобрительная улыбка. И улыбка не остается незамеченной, поскольку я беру кувшин и передаю его Эшли.
— Твой цветок любви, — говорю я.
— Спасибо, — благодарит она, принимая бамбук.
Она выглядит счастливой. Я надеюсь, так и есть.
Мы идем дальше, пока, несколько минут спустя, не добираемся до скамейки в парке, метко названном Тенистым, на противоположной стороне от Солнечной площади. Скамейка стоит прямо на вершине насыпи, с нее открывается вид на реку. Сейчас сумерки, и без света на этой стороне квартала еще темнее. На самом деле, пока мои глаза не приспособились, я не могу увидеть даже собственную руку, поднесенную к лицу. Но сейчас, спустя немного времени, все стало видно намного четче.
Я сажусь, она тоже. И поскольку мои глаза прикованы к ее цветку любви, то я замечаю, как она ставит его на землю возле наших ног. Я улыбаюсь, затем смотрю вверх и вижу звезды, появляющиеся одна за другой на черном небе, и вниз, на текущую, словно густая черная нефть, воду.
— Итак, какая у тебя специальность? — спрашиваю я, глядя на нее.
— Литература, — отвечает она, взглянув мне в глаза, прежде чем снова переводит взгляд на реку.
— Это имеет смысл — детские книги.
— Да, — соглашается она.
— Так тебе нравится то, что ты делаешь? — спрашиваю я.
Она около минуты колеблется.
— Да, — кивнув, отвечает она, — да… на данный момент.
Я смотрю на нее.
— А что потом? Какие большие мечты у тебя в рукаве, Эшли Уэскотт?
— Ну…
Я замечаю ее легкий вдох.
— Когда-нибудь я бы хотела написать книгу.
— Детскую книгу?
— Возможно… или, может быть, только для взрослых. Но это случится не скоро.
— Роман?
Она просто улыбается.
— Вау, это вроде как большая штука, мисс Уэскотт.
Я смотрю на черную воду, на глади которой собираются маленькие волны и разбиваются о берег, поднимая вверх отраженный свет луны и звезд.
— Самое большое, что я написал за всю жизнь, — это письмо моей маме, когда учился во втором классе. Это была пятистраничная диссертация на тему, почему мне необходим мотоцикл.
Она смеется:
— Сработало?
— Нет, — отвечаю я, опустив голову.
Я слушаю, как ее голос дрожит от мягкого смеха.
— Но знаешь, — говорю я, сохраняя в памяти то, как звучит ее смех, — это не должно быть… не скоро? Ты можешь начать свой роман уже сейчас, правда?