Когда плачут цикады (ЛП)

Я ничего не говорю. Думаю, это лучший ответ на его вопрос.

— Все это время… — продолжает он, — все это чертово время, пока мы все сидим здесь и гадаем, почему эта девушка вернула ключ, закрыла банковский счет и уехала из города, ты знаешь причину? — он делает паузу, чтобы перевести дух. — Рэм, что ты ей сказал?

Я смотрю в потолок и, на миг зажмурив глаза, выдаю:

— Я сказал, что никогда не любил ее.

— Что? — практически кричит он.

Мои глаза распахиваются, и я тут же замечаю быстрый взгляд Кристен в нашу сторону. Подняв руку и покачав головой, даю ей понять, что все нормально. Кажется, это срабатывает, потому что она возвращается к своему прежнему занятию.

— Что? — снова говорит Джек, как будто я не расслышал его с первого раза. К счастью, на этот раз он не кричит.

— Я был не в себе. И она искала повод, чтобы сбежать. Я просто подумал, что дам ей его.

— Что? — он проводит рукой по волосам, смотрит вокруг, а затем устремляет свой взгляд обратно на меня. — Почему? Почему ты был не в себе? И почему она искала повод, чтобы сбежать?

Я пытаюсь рассмеяться и небрежно пожимаю плечами.

— В этом городе это вопрос на миллион долларов, не так ли?

— Черт, Рэм! — теперь он в нетерпении. — Я, вроде как, твой лучший друг. Разве я не должен знать о таких вещах? Лучшие друзья знают друг о друге то, что больше никому не известно, верно?

Я выдыхаю и секунду смотрю на него. Действительно не знаю, почему я никогда не рассказывал ему. Он бы сохранил тайну Эшли, я знаю. Но опять же, я принципиально никогда никому не рассказывал. Конечно, никто никогда и не спрашивал. Либо они слишком боялись, либо им просто нравилось верить в свою собственную версию.

— Что она сделала? — спрашивает он.

Мой взгляд снова падает на Кристен в дальнем углу зала и задерживается там на несколько секунд. Я вижу, как немного соли просыпается на стол. Она берет щепотку и бросает ее через плечо, а остальное смахивает на пол. Потом я обращаю внимание на часы рядом. Обыкновенные черно-белые офисные часы, спешащие на пятнадцать минут и висящие на стене, оклеенной выгоревшими обоями. Без них стена смотрелась бы пустой. Их секундная стрелка издает несколько ритмичных щелчков, после чего мои глаза перемещаются на повтор какой-то старой игры в маленьком телевизоре над нами. А потом ничего не остается. Не остается ничего, что помогло бы мне увильнуть ответа.

— Она любила кое-кого еще, — переведя дыхание, говорю я.

Он сужает глаза, но ничего не говорит.

Мое сердце разгоняется, но, несмотря на это, по моим венам стало разливаться какое-то спокойствие. Я никогда не говорил об этом вслух.

— Она изменила тебе? — он выглядит так, будто слова даются ему с трудом.

— Нет, — быстро отвечаю я, — нет, она не изменяла.

— Тогда какого черта ты несешь? — спрашивает он.

Я скрещиваю на груди руки и ищу ответа на потолке. Несколько мгновений спустя возвращаю взгляд на Джека.

— Оуэн, — говорю я. — Она любила Оуэна.

У Джека такой вид, будто он увидел привидение. С лица сползает краска, челюсть отвисает.

— Как? — спрашивает он.

Чувствую, как мои щеки раздуваются, и я с силой выталкиваю из них воздух.

— До того, как она переехала сюда. В Миннесоте. В школе.

К нему, кажется, начинает приходить понимание. Он слегка прикрывает рукой рот. В остальном он словно одеревенел, глаза прикованы к чему-то в противоположной стороне бара, а потом снова мечет взгляд на меня.

— Открытки?

Я просто киваю головой.

— Это была она.

— Ничего себе, — говорит он, кажется, частично переварив эту информацию, — так же, как и я год назад. — Ничего себе. Прости, приятель. Это… Я не видел, чтобы она туда ходила.

Я просто сижу и тяжело вздыхаю.

— Да, — говорю я. — Ну, я тоже.

Глава 25

Прошлое — год назад

Рэм

Я умышленно положил открытую коробочку с кольцом внутри на журнальный столик. Эшли в Небраске навещает свою семью, поэтому я уверен, что она не сможет прийти и заметить ее.

— Сегодня большая игра, — я слышу, как Джек кричит мне из прихожей.

Мое сердце заколотилось, как сумасшедшее, когда до меня дошло, что он может легко заметить коробочку. Ощущения, как в тот год, когда на Рождество я получил железную дорогу. Я так взволнован, что едва могу сдерживаться — как тогда, в шестилетнем возрасте. Я осторожно отхожу от столика, добегаю до стула и плюхаюсь на него. Потом, закинув ногу на ногу, пытаюсь принять непринужденный вид и щелкаю кнопками на пульте телевизора.