– А дело есть дело, – закончил я. Хасан улыбнулся. Не думаю, что у Шиита имелась какая-то личная неприязнь ко мне. – Салаамтак, – он пожелал мне мира. – Аллах йисаллимак, – произнес я в ответ. Когда мы добрались до бесплатного госпиталя, я вывалился из машины и заковылял к отделению неотложной помощи. Пришлось показать удостоверение личности и ждать, когда все данные обо мне извлекут из компьютера. Примостился на стальном сером стуле с распечаткой этих данных на коленях и терпеливо ждал, когда меня вызовут. Сидел так несколько часов. "Солнышки" перестали действовать через девяносто минут, потом начался ад... Полубред-полуявь: огромная комната, переполненная искалеченными, cтрадающими людьми, все – хронические бедняки, всех мучает боль. Нескончаемый стон, вопли младенцев. Воздух пропитан табачным дымом, вонью немытых тел, мочи, блевотины, сладковатым запахом крови. Наконец меня принял ошалевший от работы доктор; он долго бурчал что-то, осматривая меня, не задавал никаких вопросов, прощупал ребра, выписал рецепт и вызвал следующего.
Сегодня я уже не успею зайти в аптеку, но зато мне известно, где достать кое-какие дорогие пилюльки. Сейчас примерно два часа – самый разгар работы на Улице. Пришлось пешком добираться до Будайина. Меня подстегивала нестерпимая злость на Никки. Придется поквитаться и с Тами и ее подружками.
В клубе Чириги было необычно тихо и безлюдно. Девочки и гетеросеки казались безжизненными, словно куклы; клиенты мрачно разглядывали свои кружки с пивом. Но музыка, конечно, как всегда, ревела, а пронзительный голос Чири, с ее неповторимым суахильским прононсом, перекрывал весь шум. И все же не слышалось смеха, отсутствовал привычный фон – негромкий гул деловых переговоров. Работа замерла... В баре царил застоявшийся запах пота, пролитого пива и виски, гашиша.
– Марид, – оторопела Чири, увидев меня. Она тоже выглядела осунувшейся. Прошлая ночь, стало быть, для всех нас оказалась мучительно долгой и неудачной в смысле заработка.
– Можно я угощу тебя чем-нибудь? – спросил я. – Судя по тебе, выпивка явно не помешает.
Она с трудом растянула губы в улыбке:
– Когда-нибудь я отказывалась от подобного предложения?
– На моей памяти – никогда, – отозвался я.
– И не откажусь.
Она повернулась и налила себе зелья из специальной бутылки, которую держала под стойкой. – Это что? – поинтересовался я.
– Тэнде. Особый напиток из Восточной Африки.
После недолгих колебаний я решился:
– Налей и мне!
Чири изобразила беспокойство и утрированно-озабоченным тоном пробормотала:
– Тэнде плохо-плохо для белый бвана! Белый бвана выпить – и сразу бум-бум на свой белый мгонго.
– У меня был сегодня длинный и поганый день, Чири. – Я протянул ей бумажку в десять киамов.
Она сочувственно кивнула, налила мне и подняла свой стакан:
– Ква сихо яко!
– Сахтайн! – сказал я по-арабски, отпил немного тэнде и сразу вытаращил глаза и поднял брови. Питье обжигало, как огонь, и имело неприятный привкус, но я знал, что, если как следует постараюсь, смогу оценить его. И осушил свой стакан.
Чири покачала головой:
– Моя сильно-сильно бояться за белый бвана. Моя думать, что белый бвана вот-вот облюет чистый хороший бар.
– Еще раз, Чири. А когда выпью, сразу наливай следующую порцию.
– Такой плохой был, значит, день? Ну-ка, милый, подойди к свету.
Я обошел вокруг стойки и встал так, чтобы она могла разглядеть меня как следует. Лицо у меня, должно быть, выглядело жутко. Чири протянула руку, осторожно коснулась ужасных ссадин на лбу, кроваво-синей вздувшейся кожи вокруг глаз, носа, разбитых вспухших губ.
– Хочу хорошенько напиться как можно быстрее, – сказал я. – Кстати, я остался без гроша.
– Ты разве не сорвал три тысячи с русского? Ты ведь, кажется, сам мне сказал. Или я слышала от кого-то другого? Может, от Ясмин? Знаешь, после того, как русский скушал пулю, мои новенькие сразу попросили расчет, и с ними ушла Джамиля. – Она налила мне следующую порцию зелья.
– Ну, Джамиля небольшая потеря. – Это был предоперационный гетеросек, который и не собирался делать операцию.
Я протянул руку к стакану. Кажется, сегодня я пью за счет заведения.
– Тебе легко говорить... Посмотрела бы я, как ты заманиваешь сюда туристов без баб, трясущих голыми сиськами на сцене. Ты мне расскажешь, что с тобой приключилоcь?
Я осторожно взболтал содержимое стакана.
– Как-нибудь в другой раз.
– Ищешь кого-нибудь?
– Никки.
Чири коротко рассмеялась:
– Да, кое-что это объясняет, но все-таки Никки не могла тебя так хорошо отделать?
– Сестры.
– Все три? Я поморщился:
– Да, все вместе и каждая в отдельности. Чири подняла глаза к потолку.
– Почему? Что ты им сделал? Я фыркнул:
– Пока еще не знаю.
Чири наклонила голову и искоса посмотрела на меня.
– Послушай, – произнесла она вполголоса, – я ведь видела сегодня Никки. Она приходила сюда примерно в десять утра. Просила, чтобы я передала тебе ее благодарность. Не сказала за что, правда, но, думаю, ты сам знаешь. Потом отправилась искать Ясмин.
Я почувствовал, как во мне закипает злость.
– Не сказала, куда идет? – Нет.