Когда под ногами бездна

– Вижу, – сказала Рейчел. – И что я, по-вашему, должна сделать с этим?

– Помочь мне! – ответил он таким тоном, будто ничего другого не предполагалось.

– А почему я должна вам помогать?

– Я невиновен. Я не совершил ни одного плохого поступка. – Он повернул руки ладонями кверху и протянул их над столом. – Эти руки приносят в мир новую жизнь. Они принесли и вас, Рейчел. Эти руки первыми держали вас. Вот эти руки. – Он уставился на них так, будто испытывал к ним пламенную любовь. – Эти женщины погубили мое доброе имя. – Доктор сложил руки и опять посмотрел на них. – Из-за их происков я потерял семью. Я потерял свою практику. – На его ресницах блестели слезы. – Я не заслужил этого. Не заслужил.

Рейчел попыталась выдавить из себя сочувственную улыбку, но подозревала, что та получилась неискренней.

– Я не вполне понимаю, чего именно вы от меня ждете.

Браунер откинулся на спинку стула:

– Напишите об этих женщинах. Покажите, что они вынашивают определенный замысел и выбрали меня для его исполнения. Было решено погубить меня, и это удалось. Они должны отказаться от своих намерений и реально искупить свою вину. Надо их разоблачить. Они предъявили мне иск в гражданском суде. А знаете ли вы, барышня, что защита в гражданском суде обходится в четверть миллиона? Только защита. Не важно, выиграете вы или проиграете, вы теряете двести пятьдесят тысяч долларов. Вы это знали?

У Рейчел в голове еще звенело слово «барышня», но все же она кивнула.

– Эти ведьмы собрались и изнасиловали меня, иначе не скажешь. Они втоптали в грязь мою репутацию, поссорили меня с родными и друзьями. Но этого им мало. Они хотят доконать меня, отнять у меня последние сбережения, чтобы я умер нищим в каком-нибудь приюте, превратившись в забытое всеми ничтожество. – Растопырив пальцы, он накрыл ими кипу бумаг. – На этих страницах собраны все грязные факты об этих грязных женщинах. Напишите о них. Покажите миру, кто они такие на самом деле. Вместе с этими бумагами я дарю вам Пулицеровскую премию.

– Я встретилась с вами не ради Пулицеровской премии.

Он прищурился:

– А ради чего?

– Вы сказали, что у вас есть сведения о моей матери.

Он кивнул:

– Это потом.

– Когда «потом»?

– После того, как вы напишете эту историю.

– Я на таких условиях не работаю, – сказала Рейчел. – Если вы что-то знаете о моей матери, сообщите мне, и тогда посмотрим…

– Не о матери. Об отце. – Глаза его блеснули. – Как вы сами сказали, народу у нас мало. Люди болтают о том о сем. Что касается вас, дорогая моя, то известно, что Элизабет не хотела говорить вам, кто ваш отец. Мы, добропорядочные жители города, жалели вас и хотели бы рассказать о нем, но не могли. А я мог бы. Я знал вашего отца очень хорошо. Но врачебная тайна превыше всего. Я не мог сказать, кто он такой, без разрешения вашей матери. Теперь она умерла, а мне запретили заниматься врачебной практикой. – Он глотнул кофе. – Ну что, Рейчел, хотите знать, кто ваш папочка?

В первый момент она ничего не могла сказать. Затем выдавила:

– Да.

– Как-как?

– Да.

В ответ доктор резко опустил веки:

– Тогда напишите эту долбаную статью, сокровище мое.

3 Джи-Джи

Чем глубже Рейчел зарывалась в протоколы судебных заседаний и материалы, переданные Браунером, тем хуже все это пахло. Если доктор Феликс Браунер не был самым отъявленным серийным насильником из всех, кого знала Рейчел, то кто же им был? Он находился на свободе только потому, что единственная женщина, чье обвинение укладывалось в срок исковой давности, Рунния Фенниган, слегла от передозировки оксиконтина как раз накануне суда над Браунером. Рунния выжила, но в тот день, когда должна была давать показания, находилась в реабилитационном отделении. Окружной прокурор согласился с решением суда: аннулировать лицензию врача, дать ему шестилетний испытательный срок, приговорить к шести месяцам заключения (которые он уже отсидел) и издать распоряжение о неразглашении информации о судебном процессе, но реального тюремного заключения не назначать.

Рейчел написала статью, принесла ее в кафе в Милбери и, сев за столик напротив доктора Браунера, достала листы из сумки. Тот молча посмотрел на небольшую стопку.

– Вы что, не признаете флэшек? – спросил он.

Она скупо улыбнулась его шутке.

– Судя по вашему виду, у вас все хорошо, – заметила она.

Бывший поклонник Джимми Баффетта облачился в темно-коричневый костюм и свеженакрахмаленную рубашку. Волосы были зачесаны назад и густо смазаны гелем. Брови, напоминавшие мохнатые гусеницы, были подстрижены. На щеках играл румянец, глаза светились верой в будущее.

– Я действительно доволен, Рейчел. А вы выглядите просто изумительно.

– Благодарю вас.

– Эта блузка идет к вашим глазам и придает вам солидный вид.

– Благодарю.

– У вас всегда такие шелковистые волосы?

– Я только что подсушила их феном.

– Блестяще.

Рейчел одарила доктора ясной улыбкой. Глаза его вспыхнули, он тихо рассмеялся.

– О боже, – произнес он.

Ничего не сказав, она понимающе кивнула, глядя ему в глаза.

– Вы, наверное, уже ощущаете запах Пулицеровской премии.