Когда погиб Милован

— Трудно ответить на этот вопрос с уверенностью, — уклончиво произнесла Миллер. — Если у капитана Ганидека нет неотложных дел, то, наверняка, его бесполезно искать в Париже.

— Но если человек чувствует опасность, разве могут удержать его даже самые неотложные дела?

— Вы мыслите, Курт, не как разведчик. Ведь Ганидек постоянно рисковал жизнью ради дела, и сейчас, когда над ним сгустились тучи и он не уверен, что в ближайшее время возвратится снова в Париж, он постарается сделать то, что не успел раньше. Если Ганидек только сегодня заметил за собой слежку, ясно, что он не готовился к отъезду, а значит, кое-какие дела у него не закончены.

— Логично, Эльза, — Ваден взглянул на часы. — Пора… Поехали со мной.

— Хорошо.

Эльза и Ваден вышли из кабинета. В коридоре ждали подчиненные Миллер.

— Все собрались? — спросила Эльза.

— Так точно, фрау оберст-лейтенант, — ответил Гардекопф.

— Поезжайте на улицу Вавен, что на Монпарнасе. Я отправлюсь туда вместе с оберст-лейтенантом. Выполняйте!

Гардекопф повернулся к своим подчиненным и скомандовал:

— По машинам!

Офицеры абвера и гестапо бегом устремились к выходу.

За опель-капитаном начальника полевой жандармерии следовали шесть автомобилей Миллер. Ваден о чем-то сосредоточенно думал. Эльзу интересовал только один вопрос: успеет ли Джон Хатт выбраться из Парижа раньше, чем будут перекрыты все дороги.

Неожиданно Ваден спросил:

— Как вы расцениваете поступок Густава?

— Что вы имеете в виду? — Эльза была искренне удивлена.

— То, что выйдя на Ганидека, он не арестовал его, а начал слежку.

— Густава интересовал не только капитан Ганидек, но и его связи.

— Но вы сами сказали, что рисковать опасно.

— Да. Я не отрицаю это и сейчас. Просто у Густава больше мужества, чем у меня и у вас. Он не боится трудностей.

— Если Ганидек не будет пойман, Нейс узнает, что значит быть слишком уверенным в себе, — поморщился Ваден.

— Мы — его родственники и обязаны помочь ему.

— Верно, — согласно кивнул оберст-лейтенант. — Именно это мы и делаем сейчас, пытаясь исправить его ошибку.

— От такой ошибки никто не застрахован, Курт, — мягко промолвила Эльза.

— Ни я, ни вы не допустили бы ничего подобного, — твердо возразил Ваден.

— Вы не на шутку рассердились на него.

— Я просто не уверен, кто из нас донесет на Густава раньше, — Ваден повернулся и посмотрел Миллер прямо в глаза. — Простите меня, Эльза, но я не верю вам. Если в Берлине узнают, что вы скрыли промах своего кузена, вам придется отвечать на вопросы особой инспекции.

Миллер иронически улыбнулась.

— Во-первых, Курт, я не собираюсь доносить на Густава, уверяю вас. Во-вторых, я знакома со службой особой инспекции, и она не так страшна, как о ней рассказывают. Зря вы так близко принимаете все к сердцу… Что касается обстоятельств бегства Ганидека, то Густав сам сообщит своему начальству об этом.

— Тогда я спокоен, — отошел немного Ваден. — Я недооценил вас, Эльза.

— Зато я вас, оберст-лейтенант, переоценила, — Миллер не скрывала своего презрения. — Я считала вас сильным и волевым мужчиной. А судя по вашему беспричинному испугу — это далеко не так.

Ваден опустил голову.

— Эльза, вы должны понять, у меня за много лет впервые появилась реальная возможность переехать в Германию. Я во Франции с первых дней оккупации. Начальство обещало в ближайшем будущем перевести меня на родину.

— Ваше начальство сдержит слово.

— Вы уверены? — с надеждой спросил Ваден. — Вам говорил обо мне кто-то из моего непосредственного начальства?

— Нет.

— Что же вы вводите меня в заблуждение? — в голосе оберст-лейтенанта послышались нотки обиды.

Эльза прищурила глаза.

— Вы знаете, что русские уже освободили большие часть своей территории?

— Да, но ведь это выравнивание линии фронта, — недоуменно пожал плечами начальник полевой жандармерии.

— Для обывателя — это выравнивание линии фронта, для солдата — отступление под натиском превосходящих сил противника.

Эльза с наслаждением ожидала, какой будет реакция Вадена на ее слова. Она заметила, как в его глазах постепенно стал появляться испуг.

— Неужели дело обстоит именно так? Я не знал этого…

— Теперь вы понимаете, почему ваше начальство сдержит слово? Вообще советую держать язык за зубами.

— Не боитесь, что я донесу на вас?

Миллер рассмеялась прямо в лицо Вадену.

— Нет. Вам не поверят. Я — офицер абвера с особыми полномочиями. Меня долго и тщательно проверяли. Я делом доказала свою преданность фюреру. Ваш донос расценят как клевету на тех, кому верит сам рейхсфюрер Гиммлер.

Эльза замолчала, затем с явным злорадством продолжила разговор:

— Хотите знать, Ваден, что было бы с вами дальше? Вы застрелились бы по неизвестным причинам или повесились бы в пьяном виде.

— Чепуха какая-то. Я не собираюсь делать ни первое, ни второе. У меня — жена и двое детей.

— У вас никто не спрашивал бы, хотите вы этого или нет.

— Вы отдаете отчет своим словам? — взорвался от гнева оберст-лейтенант.

— Вполне. Только потому, что вы мой родственник, я говорю вам это, — невозмутимо ответила Миллер.

— Но ведь донес бы я на вас из лучших побуждений!