Когда приближаются дали…

Уже темнело. Вадим точнее установил щит, чтоб не было перекоса, и вдруг почувствовал, что кто-то наблюдает за ним. Пригляделся. Склонив голову, в уголке между щитами и стеной сидел Алексей. Заметив взгляд Багрецова, он не переменил позы, только еще ниже нагнулся.

А с другой стороны, поднявшись на лесенку, подглядывал Валентин Игнатьевич, и, как подумал Вадим, лишь затем, чтоб узнать, не придвинул ли он щит вопреки приказанию консультанта. Что-то в этом не понравилось Вадиму, — странное недоверие! В лаборатории ему поручали не менее ответственные дела, и никто не сомневался в его честности. Только так расценивал Вадим поведение доктора наук Литовцева, и это было обидно.

Генератор был уже выключен и стрелки приборов успокоились. Вадим удивился, почему в таких решающих испытаниях не участвует Васильев.

Неужели этот первый эксперимент, — а его результат, по мысли Вадима, должен был бы определить направление дальнейших поисков, — не интересует Александра Петровича? Ведь даже его, Багрецова, мучает нетерпение. Получилось или нет?

Глава восьмая Багрецов вступает в единоборство

 Выждав необходимое время, когда, по расчетам, эксперимент должен уже закончиться, Васильев направился к стройкомбайну, подошел к столику, где Литовцев с брезгливо отвисшей губой разглядывал ленту самозаписывающего прибора. Он держал ее растянутой в руках, как портновский сантиметр, и хмурился.

— Паршивы наши дела, Валентин Игнатьевич? — улыбнувшись, спросил Васильев, ничем не выдавая своего волнения. — Не сохнет? Не твердеет?

Вопрос относился не к Багрецову, но тот с радостью поспешил ответить, что влажность ничтожная, стрелка стоит почти на нуле. Все идет как нельзя лучше, и вообще беспокоиться нечего.

Валентин Игнатьевич неприязненно покосился на Багрецова. Мальчишка всюду свой нос сует. Помолчал бы, когда не спрашивают.

А Вадим и сам это понял. Неудобно получилось, бестактно. Чужим голосом проговорил:

— Простите. Я так обрадовался, что… — он замолк и стал чертить пальцем по столу.

— Восторженность надо попридерживать, молодой человек. — Литовцев лениво свертывал бумажную ленту. — Здесь не футбольный матч. Да и радоваться особых оснований нет. Счет не в нашу пользу.

Он повернулся к Васильеву и, уже не обращая внимания на Багрецова, который все еще водил пальцем по столу, чуть припорошенному цементной пылью, начал методично докладывать о результатах первой проверки. В манжетах, словно лампочки, поблескивали топазовые запонки. Говорил он бесстрастно, сдобным, мягким голосом; сначала коснулся вопросов, не вызывающих никаких сомнений, признал, что кое в чем ошибся. Вязкость, например, не уступает лидариту. А потом постепенно перешел к главному и заявил, что его беспокоит остаточная влажность.

— Я не верю в точность измерений, — он постучал пальцем по стеклу прибора. — В данном случае таким прибором нельзя пользоваться.

Вадим отодвинулся от стола, чтоб не мешать; изумлен он был до крайности. О чем идет речь? Прибор высокой точности запломбирован, имеется паспорт, из которого ясно видно, с какой погрешностью можно производить измерения.

— Подведем, как говорится, «сумма-суммарум», — продолжал Литовцев. — Кое-что мы уже выяснили, Александр Петрович. Но прежде чем заливать новой массой всю форму, необходимо проверить несколько плит приборами более высокой точности. Прецизионными в полном смысле этого слова. Мы с Дарковым однажды поплатились целым месяцем работы из-за недооценки техники измерений. Нельзя же так, Александр Петрович, — он с извиняющимся видом развел руками. — Нельзя.

И хотя Багрецов доказывал, что измерение влажности в любой среде доступно даже радиолюбителям, которые сами строят для этого приборы, Литовцев стоял на своем. Не один, а два прибора разных типов надо выписывать из Москвы. Багрецову же было невдомек, что это как-никак несколько дней, которых Литовцеву не хватает. Что касается Васильева, то Валентин Игнатьевич надеялся его убедить ссылками на прежние свои работы, доказывающие необходимость особенно тщательного эксперимента. В этом Литовцев не ошибся. У Васильева пока еще не было серьезных оснований возражать.

Валентин Игнатьевич надел шляпу, прихлопнув ее на макушке.

— Ну вот, обсудили «про эт контра», как говорится, «за» и «против». Пора и по домам.

— Одну минуточку, Валентин Игнатьевич, — остановил его Багрецов. — Только один вопрос: какая здесь требуется точность?

— Где? — будто не понимая, переспросил Литовцев, тяжело опираясь на палку.

Вадим опустил лампочку пониже и пальцем указал на шкалу прибора:

— Вот тут.

Литовцеву самому не приходилось заниматься измерениями. На то существовали научные сотрудники, инженеры-исследователи, лаборанты. Вопрос Багрецова его разозлил.

— Занимайтесь своим делом, Вадим Сергеевич, — сквозь зубы процедил Литовцев и нервно помахал палкой. — Нам нужна максимальная точность.

— Но какая? В каких пределах?

— Короче говоря, Вадим Сергеевич, нас эта точность не удовлетворяет, — сухо заявил Литовцев. — Подготовьте письмо о высылке нового прибора. Александр Петрович подпишет.