Когда придет твой черед

Я еще немного покружила по центру, а потом покатила в сторону, противоположную той, куда мне было нужно. Я постепенно разгоняла свою машинку. Преследователи забеспокоились и увеличили скорость. Под очередной светофор мы влетели на предельно допустимой. Под следующий — уже превысив скоростной режим. Ничего, у нас тут не Москва, камер на каждом перекрестке пока еще не наставили…

На третьем светофоре я оторвалась от преследователей, оставив их беспомощно бибикать на сплошной поток машин, идущих по главной дороге. Я свернула во двор гигантской девятиэтажки и простояла минут десять во дворе. Пусть злодеи рыскают в напрасных поисках, я просто тихо подожду.

Я вырулила со двора и спокойно покатила в сторону Астраханского шоссе.

Это был пятиэтажный дом «сталинской» постройки — с высоченными потолками и просторными коридорами. Нинель Васильевна проживала на втором этаже. В подъезде обреталась бдительная консьержка, записавшая мои данные в амбарную книгу.

Я поднялась в квартиру. Первая неожиданность — дверь мне открыла юная вдова Серебряка. Девушка мило улыбнулась и пригласила проходить.

Хозяйка ожидала меня в громадной гостиной. Усатая старушка сидела в покойном кожаном кресле итальянского производства, перед ней стоял кофейный столик, на нем три чашки и коробка шоколадных конфет.

Пожилая домработница при виде нового гостя шмыгнула на кухню, а я прошла в комнату и уселась в удобное кресло.

Нинель оглядела меня с головы до ног и покачала головой:

— Неужели правда все, что про тебя говорят? Я тут навела кое-какие справки…

Я пожала плечами и ответила:

— Все хорошее — правда. Все плохое — ложь.

Нинель широко улыбнулась фарфоровыми зубами, глаза при этом остались такими же ледяными.

— Умная ты очень, в этом твоя проблема.

— Нинель Васильевна, у нас мало времени…

— Указывать она мне будет! — Глаза старушки потеплели на полградуса. — «Хвоста» за собой не притащила, умница-разумница?

Я поняла, что Нинель относится к тому типу женщин, кому постоянно необходимо конфликтовать с окружающими — да так, чтобы искры летели. От этого они подзаряжаются, точно аккумулятор от розетки, получая необходимую для жизни энергию. Очевидно, родственники и подчиненные боялись вступать в споры со злобной старушкой, и бедная Нинель недополучала положительных эмоций. А тут я — такой подарок!

— «Хвоста» я скинула, не беспокойтесь.

— И кто это был? — заинтересовалась Нинель, склоняя голову набок, точно ученый скворец.

— Братки, кто ж еще.

— Кира, налей нам кофе! — приказала Нинель Васильевна. — А то Феня, дура деревенская, все разольет.

Силиконовая вдова легко поднялась с кресла, подошла к кофейному столику и принялась колдовать над чашками. Наконец она подала мне крохотную чашечку. Я отпила глоток и восхищенно воскликнула:

— Просто потрясающе!

Вдова зарделась, как маков цвет:

— Спасибо! Так редко слышишь что-нибудь приятное!

Нинель фыркнула в свою чашку и сообщила:

— Одна из двух вещей, которые Кирка умеет делать хорошо.

Я чуть было сдуру не спросила, какая же вторая… Но вовремя поняла — старушка только того и ждет. Мне стало жаль юную глупую девочку, случайно ставшую женой Серебряка. Да какой там женой — просто-напросто игрушкой…

— После школы я три месяца работала секретаршей! — гордо сообщила мне Кира. — А потом победила на конкурсе «Тарасовская красавица» и вышла замуж за Иннокентия Васильевича.

Вдова улыбнулась мне и замолчала. Все. Она только что рассказала мне историю своей жизни. Я поставила пустую чашку на столик и приготовилась к разговору.

— Ловко ты меня за яйца взяла, — вздохнула Нинель. — Сразу вычислила, что я в курсе Кешиных дел…

— Вы же самый близкий человек Иннокентию Васильевичу! — слегка польстила я. Вчера, во время оглашения завещания, я поняла, что вопрос, кто же именно был ближе, так сказать, к телу, когда тело было еще живо, являлся самым больным вопросом в этой семейке и темой для бесконечных конфликтов.

Лесть подействовала — Серебрякова приосанилась и погладила свою сумочку, лежащую на коленях, как будто это была кошка.

— Да, я всю жизнь Кеше помогала, — признала сестра покойного, — он одну меня слушал. Все хорошее, что он в жизни сделал, было сделано по моему совету.

— Правда? — Я подалась вперед. Интересно, что же имеет в виду Нинель под «хорошим»? Пожертвования на сирот, что ли?

— Разумеется! Например, когда он в восемьдесят восьмом году освободился, именно я обратила его внимание на нарождающиеся кооперативы. Я же посоветовала брату занять то здание, где находится этот злосчастный ресторан, место его смерти…

Нинель горько вздохнула.

— Скажите, а от чего умер Иннокентий Васильевич? — поинтересовалась я. — Он что, болел?

— Сердечный приступ, — отчеканила Нинель. — Мой брат был самым здоровым человеком, которого я знала. В юности у него был туберкулез, но он давно вылечился. Раз двадцать Кеша подхватывал триппер, но это мелочи, для мужчины это нормально…