Когда придет твой черед

Очевидно, он принадлежал к той породе неспокойных алкоголиков, кто, выпив, начинает требовать внимания окружающих и не успокоится до тех пор, пока не получит от кого-нибудь в глаз.

Леха принялся гоняться по всей комнате за черной курицей, приговаривая, что она уже старая и ей пора в лапшу.

— Жанна, у меня к вам важное дело, — сказала я, не обращая внимания на веселого Леху.

— Я же говорю — успеем все! — отрезала женщина и вдруг холодно и трезво взглянула на меня. — Погоди, не гони. Покури пока.

Я вышла во двор подышать — «ароматы» дома становились невыносимыми. Потом решила перегнать машину поближе и обнаружила, что «дворники» мне все-таки свинтили. Я поставила «Фольксваген» у забора и заперла машину. Кто их знает, местных жителей, — вдруг у них появились планы на мое транспортное средство?

Я выкурила сигарету — курить мне не хотелось, но требовалось отбить запах курятника и домашнего абсента. Вскоре ко мне вышла Жанна.

— Ну вот, теперь и потрындеть можно. Пошли в дом! — сказала женщина абсолютно трезвым голосом.

Я вернулась в помещение и обнаружила, что курносый Леха спит, по-детски обняв подушку. Куры взлетали на диван и расхаживали прямо по бесчувственному телу. На лице мужика блуждала счастливая улыбка.

— Он нам не помешает теперь, — кивнула на Леху Жанна. — Будет дрыхнуть аж до завтра. Ну, говори, какое у тебя дело. Тебя Нинелька прислала за Машенькой?

— Да, верно. Где ваша дочь?

— Сейчас, не торопись. — Жанна теребила в руках посудное полотенце с символом позапрошлого года — улыбающейся змеей. — Расскажи, как он умер, а?

Стюардесса подняла на меня взгляд, полный такой ненависти, что я невольно вздрогнула. Пусть эта ненависть относилась не ко мне, но все же…

— Иннокентий Серебряков праздновал свой день рождения в ресторане. Там у него произошел сердечный приступ. Вот так все и случилось.

Лицо Жанны дрогнуло от разочарования. Думаю, она испытала бы наибольшее удовольствие, если бы Серебряк заживо сгорел в машине.

— Вы до сих пор его так ненавидите? — спросила я, сама не знаю зачем.

— Ага, — кивнула Жанна. — Вы знаете, что он со мной сделал?

— В общих чертах, — осторожно ответила я.

— Он мне всю жизнь поломал. Я была целка-пионерка, а он меня втянул в свои преступные дела. Я села, а он стал «уважаемым предпринимателем»! — Стюардесса передразнила кого-то — очевидно, телеведущего местного ТВ. — Денежки жертвовал на сироток, на детские дома. В родном селе — в Рыбушках — храм отгрохал, соревнования по боксу проводил. А родная дочка, кровиночка, в тюрьме родилась, в бедности росла…

Женщина вдруг схватила со стола граненый стакан и швырнула его в стенку. Стакан разлетелся вдребезги. Заполошные куры кинулись врассыпную.

В голосе Жанны зазвенели слезы, но какие-то не вполне натуральные, точно женщина разыгрывала спектакль перед единственным доступным зрителем — передо мной. Да, похоже, Стюардесса нисколько не изменилась с годами — все те же перепады настроения, истерические выходки. И потом Стюардесса лгала — она вовсе не была «пионеркой», когда познакомилась с Серебряком, да и в криминальные дела никто ее не втягивал — сама прекрасно втянулась…

Мне нужно было лишь одно — забрать отсюда Машу. Поэтому я сочувственно кивнула головой, опасаясь только одного — а вдруг Жанна не захочет оставаться в деревне? Вдруг она решит, что ее место рядом с дочкой?! И увяжется за нами в город. На этот счет у меня никаких инструкций не было, но что-то мне подсказывало — Нинель Васильевна вовсе не обрадуется, если, кроме сиротки-племянницы, ей на руки свалится такое вот чудо. Да, и есть же еще Леха! Как я могла забыть про Леху. Он ведь тоже захочет свой кусок пирога…

— Послушайте, ваша дочь теперь наследница. Я должна как можно быстрее доставить ее в Тарасов. Нам нужно встретиться с адвокатом.

Жанна уважительно закивала — тут начиналась территория закона, и то, что полагалось ее дочери, причиталось по закону, и закон это охранял.

— Согласна. Можешь забирать девчонку. Я же понимаю — Нинелька ни за что не допустит, чтобы я с моей кровиночкой жила…

Жанна горько усмехнулась уголками губ, и я подумала, что женщина вовсе не глупа.

— Моя девочка достойна самого лучшего, — с торжеством проговорила Жанна. — Она у меня умница и красавица — как я в молодости.

То, что Стюардесса проделала со своей молодостью и красотой, вовсе не свидетельствовало о ее уме, но я промолчала.

— Все-таки я дождалась! — зажмурилась от удовольствия Жанна. — Все эти годы одного боялась — помру и не увижу, как девочка моя получит то, что ей положено. У Серебряка ведь больше детей не было. Когда мы познакомились, ему уж под полтинник было, — глаза Стюардессы затуманились от воспоминаний. — Но еще крепкий был, стервец. Ну, молодость-то свою он в зоне провел, вором был в законе — ни жены, ни детей, все как положено.

Жанна вздохнула и пригорюнилась, подперев щеку кулаком: