Когда приходит ответ

И пока Мартьянов объяснял ему, он только покорно кивал: «Ага, ага!..» И Мартьянов ловил его на том, что он не очень-то внимательно читал. Особенно, что касается алгебраических приемов — главного рычага новой методики. Володя, известно, он больше насчет общих соображений.

Но все-таки он о чем-то спрашивал.

А Вадим Карпенко… Вадим ни о чем не спрашивал.

4

Странная вещь: после его выступления с алгеброй логики на ученом совете некоторые в институте стали к нему относиться как-то не так. Не то, чтобы хуже, а как-то не так.

Уклончиво, что ли? И в разговоре, и при встречах ловил он в их лицах какое-то избегающее выражение.

Он признался в этом Наташе, и она моментально, по чисто женской логике, рассудила:

— Это они боятся.

— Боятся?!

— Ну да. А вдруг ты спросишь: «Как же вы относитесь?» Ты же любишь у всех выпытывать мнение. Даже у меня, — добавила она с чарующей улыбкой.

И вот подтверждение.

Директор пригласил к себе Мартьянова, «вызвал к себе», говоря по-военному. Война уже закончилась, но многие по привычке говорили еще по-военному. В институт пришел спешный запрос: какие новые системы сигнализации и контроля может институт предложить в связи с намеченным строительством автоматических гидростанций? Чтобы все было на запоре и чтобы все действовало само собой. Новый принципиально важный шаг в энергетике.

— Что посоветуете, Григорий Иванович? — запросто, по-дружески спросил директор.

Они с удовольствием поговорили на эту тему, давая себе волю даже немного помечтать между делом. Мартьянов знал толк в таких системах. Развил перед директором некоторые идеи. И было приятно, что находишь понимание у столь умного, сведущего собеседника. Насчет сигнальных систем… Даже поспорили как следует. И директор вполне удовлетворенно сказал под конец: «Ну и прекрасно!» — немного устало, потому что переспорить Мартьянова бывает нелегко.

Надо бы и уходить.

Но Мартьянов продолжал сидеть плотно в кресле перед директорским столом, словно чего-то еще ожидая. Со времени того ученого совета им не приходилось оставаться так вдвоем.

Мартьянов ждал. Директор посмотрел на него, слегка вздохнул и отвел взгляд в сторону. Вот оно, то самое избегающее выражение.

Мартьянов ждал. Наконец директор не выдержал этого состязания в молчании и заговорил первым:

— Я понимаю вас, Григорий Иванович. Вы вправе ожидать, что же думают о той методике, которую вы выдвигаете. Но… — Он в замешательстве провел ладонью по серебристой щетинке у себя на голове, подыскивая слова.

Директор снял уже свою генеральскую форму военных лет, которая невольно его приободряла, и Мартьянов видел сейчас по другую сторону стола очень постаревшего за это время человека, которому, видно, все труднее и труднее тащить воз такого большого беспокойного дела, каким становился их институт. Человек науки в нем не без ущерба приносил себя в жертву организатору науки.

— Согласитесь с тем, — сказал он, — что ваша методика выходит за рамки всего, к чему привыкли. Она звучит почти фантастично. По крайней мере, на первый взгляд.

— А если вдуматься? — вставил Мартьянов.

— Вы требуете слишком многого, — грустно улыбнулся директор. — Кого вы хотите заставить выворачивать себе мозги? Это же требует специального интереса и специальной подготовки. Релейные схемы… Кто у нас в институте действительно знает, изучает реле, кроме вас?

— Это и плохо! — подхватил Мартьянов. — Разве не ясно, что все развитие телемеханики, автоматики…

И он, конечно, воспел бы сейчас целую оду великому будущему реле, если бы директор не предупредил его жестом: «Ясно, ясно!»

— Скажем откровенно, — поднял он снова глаза на Мартьянова. — Вот я, руководитель такого обширного корабля науки. И, кажется, кое-что знаю. Немало даже для моих лет. Но могу ли я входить во все подробности специфических интересов всех наших сотрудников? И быть судьей их разных поисков, предположений… Мне пришлось бы каждый раз изучать их предмет, все изучать от доски до доски. Но вы сами понимаете, реально ли это… То же и с вашей методикой. Допустим, в ваших исходных положениях все правильно, хотя эта алгебра логики и кажется иногда чересчур самонадеянной. Допустим. Но общие, даже самые остроумные положения еще не создают метода. Практического, действенного метода. И чтобы не просто поверить — это слово не годится в науке, — а убедиться, по-настоящему убедиться в силе и пригодности вашей методики, надо же засесть неизвестно на сколько, изучить и проделать, все самому проделать, как студент, который долбит азы. И при этом надо хорошо, очень хорошо знать все тонкости релейных построений. А кому же это под силу?..

Глубокие складки на его лице обозначились при этих словах как будто еще тяжелее. Мартьянов вспомнил, о чем начали поговаривать в институте, называя иносказательно «он» или даже «старик». Так вот: «он» вступал уже в тот возраст, когда директор начинает подыскивать себе заместителя не с тем, чтобы тот не мешал, а с тем, чтобы побольше взял на се бя вместо директора. Но «он» мог еще влиять своим авторитетом, даже своим солидным, старомодно благородным видом.