Когда приходит Рождество

– Она нашла меня, когда я блуждал в темноте, – продолжал Трэвис. – В несносной темноте, которая таится глубоко в душе. Это маленький ад внутри, но он такой же большой, как и любой другой ад на свете. Ты даже не догадываешься, что он есть, пока сам в него не угодишь. Стоит один раз попасть туда и даже вернуться, тебе кажется, словно ты сделал невозможное. И ты знаешь, что в любую минуту можешь снова потонуть в этом аду. Дженнифер вытащила меня, и я боялся, что, если я ее потеряю, навсегда уйду во тьму.

Он замолчал. И хотя он не повернулся, не посмотрел ни на Уинтера, ни на кого-либо еще, Уинтер чувствовал, что он всех видит или, во всяком случае, видит его, оценивает реакцию на свои слова.

– Когда я увидел, как тот мужчина на парковке у пляжа сжимает ее в своих руках, я понял, что она в каком-то смысле ему принадлежит. И он в каком-то смысле ею владеет. Мне нужно было узнать, кто это. Почему он там. Почему она позволяет ему так себя трогать. Ведь я боялся, что он ее заберет. Что заберет ее у меня, и тогда моя душа поглотит меня, снова затянет в свои темные глубины. Я понимал: если тьма меня поглотит еще раз, я больше никогда не найду путь обратно.

В этот момент Виктория, сидя за столом защиты, повернулась на стуле в сторону Уинтера и взглянула на него – он сидел на скамье позади. Отчаяние в ее глазах ранило даже сильнее, чем ее усталость. Эта тьма в душе, о которой говорил Трэвис, – она видела ее в глазах мужа, когда тот вернулся с войны. И теперь она проводила параллель между Трэвисом и своим мужем. Роберт, Ричард или Роджер… Или как его там звали? А, Роджер. Точно Роджер. Именно поэтому она так хотела, чтобы Трэвис Блэйк оказался невиновным, ведь она видела, как похожа боль Трэвиса на боль ее мужа.

– Она. Не говорила. Кто он, – Трэвис выплевывал слова, точно швырял кинжалы в землю. – Не знаю почему. Я только знаю, что это был какой-то секрет. Постыдный секрет. У этого человека был на нее компромат. Я знал, что он мог его использовать, чтобы ее контролировать. А это значит, что он мог заставить ее пойти с ним в любой момент. Когда он того захочет. Я ей сказал, что смогу помочь, если она мне расскажет, кто он такой. Но… – Трэвис не закончил предложение. Он просто покачал головой. – Так продолжалось несколько месяцев, а затем… Той ночью я достал свой нож, свой старый боевой нож. Я не собирался его использовать… Ни за что. Как я уже сказал, я любил ее. Но, думаю, в конце концов я просто осознал, что так будет проще – это проще, чем сидеть и ждать, проще, чем постоянно бояться. Будет проще, если я просто положу всему конец. Следующее, что я помню: торчащий в ее груди нож. Она смотрит мне в глаза, умирает. Ее теплая кровь течет по моей руке. И я ведь любил ее. Даже в тот момент.

В очередной раз воцарилась тишина. Только женщины плакали. А затем прокурор Джим Кроуфорд – точнее, как назвала его Виктория, “бывший рейнджер, Джим Кроуфорд” – прошелся под пристальным взглядом судьи Ли – “бывшего рейнджера Льюиса Ли” – и напомнил Трэвису Блэйку остальную часть его признания: как он отмывал комнату, как избавлялся от машины, как заворачивал ее тело в ковер, а затем вез к пристани. Как причалил у дальнего берега, поросшего деревьями, и стал искать в лесу булыжники. А потом он сложил булыжники в прочные пластиковые пакеты для утяжеления и – в этот момент голос прокурора впервые дрогнул – расчленил тело Дженнифер, чтобы потом разложить его по этим пакетам с булыжниками. И затем он отплыл к отдаленным местам озера – там ее никто никогда не найдет, – где выбросил за борт все то, что осталось от женщины, которую он любил. Полиция обыскала места, о которых говорил Трэвис. Но они ничего не нашли. Дело в том, что он почти обезумел, проворачивая все это. Так что он действительно не знал точного места.

Наконец признание подошло к концу. Трэвис встал с места и вернулся к столу защиты – он сидел возле Виктории, а Уинтер прямо позади него. Затем выступила небольшая процессия свидетелей, в основном это были военные. Они говорили о патриотизме Блэйка, его лидерских качествах и мужестве. Один из них был среди раненных в горах Нуристана, когда Блэйк участвовал в операции, за которую затем получил “Серебряную звезду”. И когда он описывал, как Блэйк, последний оставшийся в живых рейнджер, защищал посадочную площадку от армии террористов, пока американский вертолет не смог приземлиться и эвакуировать раненых, все в зале молчали, никто даже не всплакнул.

Место на свидетельской трибуне заняла Никола Этуотер. Она уже не плакала – сидела перед судом ровно, собранно и изящно. Она единственная выступала от лица Дженнифер, но она сказала, что также может говорить за всех людей в школе, которые знали и любили Дженнифер. По ее словам, они не хотели мести для Трэвиса за то, что он натворил. Они просто хотели засвидетельствовать то, какой была Дженнифер, какой замечательной она была, сколько жизней взрослых и детей она изменила за то короткое время, что провела с ними. Миссис Этуотер хотела донести до суда, как много они потеряли с гибелью Дженнифер.