Когда пробьет восемь склянок

Я прошел мимо первого, который, продолжая кричать от боли, лежал на палубе, мимо Дядюшки Артура, вошел в салон и, задернув занавески, включил свет. Потом волоком затащил первого в салон и бросил на ковер. Этого человека я не знал. Правда, сейчас его бы не узнала даже родная мать. Оказалось, что Дядюшка Артур принадлежал к той категории людей, которые если что-нибудь делают, то от души. Для хирурга-косметолога там был вагон работы.

— Пожалуйста, направьте на него пистолет, сэр. — Дядюшка Артур с удивлением смотрел на результаты своей работы. Насколько я мог видеть, его лицо под бородой было белым как мел. — Если будет шевелиться — стреляйте!

— Но вы только посмотрите на эту физиономию!

— А вы лучше взгляните вот на это, сэр. — Я нагнулся и поднял оружие, выпавшее у человека из руки. — Полиция Соединенных Штатов называет это «хиппет». Ружье, у которого отпилены две трети ствола и две трети приклада. Если бы он вас опередил, вы вообще бы остались без лица. Можете понимать мои слова буквально. Вы пытаетесь быть Флоренс Найтингейл и собираетесь заботиться о павших? — Таким тоном, пожалуй, не стоило разговаривать с Дядюшкой Артуром, и я был убежден, что после нашего возвращения он внесет соответствующие коррективы в свой отчет. Если нам суждено будет вернуться. Я прошел мимо Дядюшки Артура обратно на палубу.

В рубке я взял маленький фонарик и посветил на воду, прикрывая луч рукой, чтобы он не был заметен с пятидесяти ярдов. Эти двое действительно прибыли на надувной лодке с подвесным моторчиком. Оба героя собирались с комфортом отправиться восвояси после того, как проделают свою первоклассную работу.

Я набросил петлю на цилиндр мотора, а потом, попеременно потягивая то за линь, которым они привязали лодку в яхте, то за свою веревку, за две минуты вытянул надувную лодку на палубу. Отвинтив мотор, я оттащил лодку на другую сторону и там, за надстройками, тщательно ее осмотрел с помощью карманного фонарика. Но, кроме имени изготовителя, я не нашел ничего, что могло бы навести на мысль, с какого она корабля. Тогда я разрезал ее на мелкие полосы и выбросил за борт.

Потом вернулся в рубку. Отрезав от электрического кабеля приблизительно пятнадцать футов, я снова вышел и привязал моторчик к ногам убитого. Я обыскал труп, хотя заранее знал, что ничего не найду: как-никак я имел дело со специалистом. Потом, направив луч фонаря на мертвое лицо, я посмотрел на него: этого человека я тоже не видел. Вынув из его руки пистолет и высвободив две перекладины у перил, я осторожно опустил в воду мотор, а потом труп. Оба ушли в темные воды Торбейской гавани, не издав ни малейшего шума. По пути я зашел в рубку, а потом вернулся в салон.

Дядюшка Артур и пленник тем временем успели изменить позиции. Человек стоял на ногах, словно пьяный, подпирая стену. Он вытирал носовым платком Дядюшки Артура свое окровавленное лицо, изредка издавая при этом стоны. Я не мог его упрекнуть: если бы мне перебили нос, выбили передние зубы и, возможно, сломали челюсть, я бы, наверное, тоже стонал. А Дядюшка Артур, держа в одной руке пистолет, а в другой — стакан с виски, сидел на банке и любовался плодами своей кровавой работы. На его лице застыло смешанное выражение довольства и отвращения. Когда я вошел, он поднял голову и кивнул в сторону пленника.

— Он измазал кровью весь ковер, — пожаловался он. — Что будем с ним делать?

— Сдадим в полицию.

— В полицию? Я полагал, что вы питаете к данному учреждению известное предубеждение.

— Предубеждение — не совсем подходящее слово, но ведь мы должны сдвинуть дело с мертвой точки.

— А что наш дружок, который лежит на палубе?

— Кто, извините?

— Ну, тот… сообщник?

— А-а. Того я сбросил за борт.

Дядюшка Артур добавил к пятнам на ковре еще несколько, пролив мое первоклассное виски, и переспросил:

— Что вы сделали?

— Уверяю вас: поводов для беспокойства никаких. — При этом я показал рукой вниз. — Покоится на глубине в добрых сто футов. Я увеличил его вес, привязав к ногам тридцать фунтов металла.

— Вы хотите сказать, что отправили его на дно?

— А что я, по-вашему, должен был для него сделать? Организовать пышные официальные похороны? Кстати, прошу простить, но я забыл сказать, что он был мертв. Мне пришлось его убить.

— Пришлось! — Судя по тону, он разозлился. — Но с какой целью, Калверт?

— Ответ на этот вопрос один. И тут не требуется оправданий. Я убил его потому, что иначе бы он убил меня, потом вас, и тогда мы оба находились бы сейчас как раз там, где сейчас он. Неужели нужно искать оправдания, когда убиваешь убийцу? Даже если этот человек еще никого не убил, то сюда он явился именно для этого. И я покончил с ним без всякого сожаления.

— Но вы не можете брать на себя судебные функции!

— Могу и буду, пока речь идет о моем праве на жизнь!