— Нелти! Ха! — крикнула пастушка. Высокий голос ее тоже зазвенел колокольчиком. Но красавица Нелти не обратила никакого внимания на окрик: то ли из шалости, то ли из кокетства, желая ли окончательно смутить пастушку, она вдруг принялась лизать башмаки Путника.
— Нелти, ха! Хуш! Нелти, ха! — снова закричала девушка.
Она подбежала и принялась охаживать палкой непокорное животное. Бедная пастушка была совсем сконфужена: щеки ее залило горячим румянцем, на носу и на лбу выступили капельки пота.
Отогнав Нелти, девушка строго взглянула на Путника.
— Далеко ли идете? — спросила она на языке пахари.
Путник улыбнулся. Потом сказал на урду:
— Какая озорница эта Нелти!
И тотчас серьезного выражения на лице пастушки как не бывало. Она ласково оглянулась на Нелти (нахлобучка не образумила эту негодницу, и она продолжала резвиться вовсю).
— Ведь ей и трех лет нету, — объяснила девушка.
— Хм. А сколько лет тебе?
Пастушка снова поглядела на Путника, на этот раз удивленно. Лицо ее зарделось, она застенчиво отвернулась и двинулась за стадом, легонько похлестывая палкой по спинам коров.
Путник спустился на дорогу, пошел рядом с пастушкой, отобрал у нее палку.
— Вот и видно, что твой старший брат не пошел сегодня с тобой. Где ж тебе одной управиться со стадом? Ну-ка, я сам его погоню. А ты иди сзади, как и подобает хорошей девочке. Я, знаешь ли, устал, а мне, может, еще идти да идти. Скоро зайдет солнце. Далеко до твоей деревни? Где она?
— Да вы ее уже прошли, — смеясь, сказала пастушка. — Придется возвращаться назад. Видите, во-он долина, — показала она пальцем. — Там наша деревня.
— А как зовут?
— Сару, — быстро отозвалась пастушка.
— Нет, я спросил, как тебя зовут.
— Меня… меня Анги, — запинаясь, ответила пастушка. — А вы откуда идете?
Путник словно не слышал вопроса. Он шел, с увлечением покрикивая:
— Хуш, ха, Нелти! Ха, Анги, ха! Бали, а-ха!
Анги так и покатилась со смеху:
— Это что же, выходит, и я телка? О-хо-хо! Ой, не могу, ой, умру! Ну и чудак этот Путник! Э-э, да тебе не управиться со стадом. Давай сюда! — И она отобрала у Путника палку.
Деревня Сару пришлась по нраву Путнику. Всего лишь двадцать — двадцать пять глинобитных домиков, таких веселых, выбеленных мелом. Повсюду — груши, яблони, бананы. Яблоневые деревья цвели, с грушевых свисали темно-зеленые завязи, поле, в нежном уборе кукурузных побегов, отливало зеленым бархатом. Густая банановая роща баюкала в своих объятиях звонкоголосый зеленый ручеек, а неподалеку от него на большой поляне просторно раскинуло свои ветви большое обезьянье дерево. Обширная тень от этого дерева достигала берега реки, а река, узкая, прихотливая, сбегала сюда со снежных гор и вилась змеей, поспешая следом за уходящим на покой солнцем. У самого горизонта она омывала карнизы берегов, начинавших собой две горы, над которыми еще сияло солнце. По ту сторону гор была страна Путника. Когда-то он туда вернется? И вернется ли вообще когда-нибудь?
Какой здесь покой! Отдохновение, жизнь и смерть — вот в чем чары этой долины. Внезапно перед глазами Путника заплясали колеса поезда. Как они грохочут! Почему люди боятся тишины? Для них она страшнее смерти. Поэтому они вечно шумят и шумят, кричат и кричат, надрывая горло… Для чего? Что за покой в этой долине! Мир, красота. Вон внизу, по тропинке, берегом реки идет Анги — словно беззаботная лань. На плечо закинута тонкая палочка, с уст срывается бесхитростная песня, ноги босы. Сколько беззвучной музыки в ее походке! Путник закрыл книгу, которую до того читал. Глядя на Анги, он думал: «Если б я был художником! Какая великолепная картина, какое очаровательное зрелище! Волнообразное движение сильных рук, грациозный изгиб стана… О, если бы я был скульптором! Всевышний не внемлет людским мольбам, не то я создал бы такую статую, перед которой преклонились бы сами ваятели Эллады!»
В этот момент Анги заметила Путника. Странно, почему она вздрогнула и остановилась? Отчего смолкла ее простодушная песенка? Что пишет она своей палочкой на земле, эта не знающая грамоты Анги?
Путник громко позвал:
— Анги!
Она, безусловно, слышала его голос, почему же не ответила? Вот она поднимается вверх напрямик, минуя изгибы дороги. Сейчас походка Анги потеряла свою беспечность: девушка не размахивает руками, шея ее чуть изогнулась. Это уже новая картина. Другая статуя. Прежде она была лесной богиней, теперь — сама невинность, воплощение зари. И линии этой скульптуры иные, новые краски у картины, другая мелодия у музыки. «О, если б я был музыкантом!»
Анги вскарабкалась на кручу, сунула свою палочку в куст зеленого доба и, тяжело переводя дух, села возле Путника. Тот, не отрываясь, глядел на кудри, разметавшиеся по ее лицу.
Неожиданно Анги спросила:
— Когда ты пойдешь обратно, Путник? Если ты не хочешь называть своего имени, я буду звать тебя просто Путник. Хорошо?
Перелистывая страницы книги, он ответил:
— Хорошо, Путник — недурное имя. Дело в том, Анги, что я пришел сюда, чтобы поправить здоровье. Вот подлечусь немного, тогда и уйду.
— Куда уйдешь? — нетерпеливо допрашивала Анги.