Овчарук любил беспокойную работу журналиста и еще любил горы. Жадный до наблюдений, он никогда не пресыщался созерцанием величавых горных пейзажей. И небо, и земля, и воздух — все здесь ему казалось иным, лучше, чем в городе. Он не смог бы объяснить — почему, но чувствовал, как горы вливают в его душу спокойствие, снимают житейские заботы, рождают большие мечты. С гор он всегда возвращался отощавший, но веселый и еще более хваткий на работу.
Он все еще сидел на камне, когда раздался оглушительный взрыв. Овчарук ждал появления фонтана дыма и огня над вулканом Тигла, который хорошо был виден за небольшой грядой, и приготовился к съемке, но фонтана не было. Дым тяжелыми черно-желтыми клубами устремился по склонам.
Со стороны вулкана подул ветер. Овчарук поднялся с камня, обеспокоенно осмотрелся и пошел дальше. Давал себя знать голод. Пошарив в кармане, он нашел плитку шоколада. Все свои свертки он отдал Варе, а шоколад отложил, как запас. Вот и пригодился. Отломив третью часть плитки, неторопливо съел, откусывая маленькими кусочками.
Следы привели на гребень гряды; за ней небольшая седловина — и Тигла. Дымные облака сползали с вулкана, заполнив распадок. Нечего было и думать спуститься туда. И шагу не сделаешь, как задохнешься в сернистых облаках.
Вдруг внимание Овчарука привлекла фигура человека, которая, как привидение, выскочила из дыма. Человек шатался и еле двигался. Овчарук вскочил и побежал навстречу. Человек упал. Борис! Он был смертельно бледен, хрипел и задыхался.
Что может быть ужаснее сознания, что ты не можешь помочь человеку! Овчарук испробовал все, что мог: делал искусственное дыхание, заставлял глотать снег, но все было напрасно.
Проходили минуты, не принося облегчения. Взвалив летчика на спину, он пустился в путь вдоль скалистого гребня, туда, где его не могли настигнуть газы, относимые ветром от вулкана.
Небо было таким же голубым, как и раньше; медленно и важно плыли по нему белые облака. Нестерпимо сверкало солнце.
— Вечером прилетят два вертолета, — сказал Соколов, отодвигая радиограмму.
Колбин ходил по кабинету. Во рту у него торчала потухшая трубка. План исследований, так тщательно разработанный в Москве, все еще был далек от осуществления. Домик на вулкане не построен, и пока не будут найдены люди, к Соколову не подступиться с этим делом. Замедляя шаг, Колбин подошел к начальнику вулканологической станции.
— Когда же все-таки перебазируемся на вулкан?
Соколов поднял на Колбина серые глаза.
— Малагин запрашивает, что ему делать, — заметил он.
— Александр Федорович, — как можно спокойнее сказал Колбин, — вулканом Синим мы займемся, как только он проснется. А сейчас ни я, ни Романов без санкции Москвы не можем изменить план работы экспедиции.
— Сегодня же напишу Баскакову.
— Он напишет! — воскликнул Колбин. — Ах ты, боже мой. Лучше, пока не поздно, пусть ваш Малагин переносит село на безопасное место. Вот все, что я могу посоветовать.
Колбин отошел от стола и стал ходить по кабинету, рассматривая книги, занавески на окне, куски минералов на круглых столиках по углам; Соколова это раздражало, ему хотелось, чтобы он сел и сидел спокойно, а не маячил перед глазами.
— Я не знаю, почему вы игнорируете указание Москвы о строительстве домика на склоне вулкана? — продолжал Колбин.
— Мне сейчас некогда, — отрезал Соколов. — Занялись бы вы сами этим делом.
Колбин пожал плечами.
— Плотников я, нашел. Дом купил. Он разобран, так что в меру своих сил я вам содействие оказал, — продолжал Соколов. — Остается перевезти его на место.
— Ну какой из меня строитель, Александр Федорович?
— Я такой же строитель, как и вы, — сердито сказал Соколов.
— Почему бы завхозу не поручить это дело?
— Завхоза на станции нет. — Соколов глянул исподлобья на Колбина. — При острой необходимости можно поставить палатку. Это менее удобно, чем дом, но быстро. Я лично предпочитаю палатку.
— Подумаю, — сказал Колбин, одеваясь. — Я пойду к себе. Попросите Сенатову доставить мне материалы о вулкане Тигла.