Когда пробуждаются вулканы

— Здравствуй, хижина, — дворец влюбленных, — повторила она.

Вдруг где-то далеко затявкали собаки. Варя и Данила переглянулись. Собачий скулеж приближался со стороны ущелья.

Упряжка выскочила из-за поворота. Рядом с нартой, чуть пригибаясь, бежал человек.

— Иди, — тихо сказал Данила, подтолкнув Варю к избушке.

Она отрицательно покачала головой.

Они стояли в тени. Издали их трудно было заметить.

Нарта подъехала и остановилась перед избушкой. Собаки радостно визжали. От них шел пар. Каюр распряг упряжку. Он был высок, широкоплеч. Сделав несколько шагов к избушке, в нерешительности остановился. Что-то удерживало или страшило его. Кажется, он к чему-то мучительно прислушивался. Варя вся напряглась, в следующий миг выскочила из тени.

— Корней Захарыч! — вскрикнула она.

«Батя», — подумал Данила. Он затуманенным взором смотрел на отца. Казалось, сердце вот-вот вырвется из груди.

— Батя! — и сыновья любовь, и радость встречи, и боль ожиданий — все было в этом крике.

Кречетов сделал шаг навстречу. Данила обнял его, и они застыли, как два каменных изваяния...

Спать легли поздно. Данила задремал не сразу. Он вспомнил о том, как в университете, с наступлением весны, студенты восторженно говорили о семье, о родном доме, о вкусных маминых пирожках. У него не было ни семьи, ни дома. И только сейчас, лежа рядом с отцом, он по-настоящему понял чувства друзей-студентов. Оно наполняет всего тебя. Тебе кажется, что ты стал шире в плечах, и дышится почему-то полнее, глубже и свободнее.

Данила положил свою руку на руку отца и не заметил, как уснул.

Утром, уже на рассвете, они были готовы к переходу в долину реки Синей, в колхоз «Заря». Корней Захарович после купания в озере выглядел помолодевшим.

— Пошли, — сказал он и двинулся впереди рядом с упряжкой.

В девять часов они миновали огромные каменные ворота и вышли из кратера. Здесь сделали короткий привал.

Варя смотрела на вулкан, в кратере которого она провела столько счастливых часов. Озаренный солнечными лучами, Синий был великолепен.

— Прощай, — прошептала она. — Может, когда-нибудь мы вернемся сюда, и ты приютишь нас на ночь.

Глава седьмая

КОЛБИН СКАЗАЛ: «НИКАКИХ «НО»...»

Колбин проснулся внезапно. Хотел удержать сон, но не удалось. Облокотившись о подушку, он набил трубку и закурил. Что же разбудило его, все-таки? Это был не шум, не привычка просыпаться, а какое-то внутреннее беспокойство.

Припомнились события последних дней.

Данила Романов и его спутники нашлись. Летчик умер в больнице. Его хоронили вчера. Колбин избегал похорон, но тут пришлось присутствовать. Полсотни людей шли за гробом. Клубный оркестр нестройно играл траурный марш.

— Еще одна жертва вулкана, — горестно заметила Марина, шедшая рядом с Колбиным.

— А что сделаешь? — тихо сказал он. — В Чили побольше людей погибло...

Колбину запомнилась молодая девушка, в исступлении рвавшая на себе пышные русые волосы. Кто она: жена, невеста или штатная плакальщица? Когда гроб начали опускать в могилу, она вырвалась из рук Вари Сенатовой и с истошным криком бросилась к мертвому. Ее оттащили. Мерзлые комья земли гулко застучали по крышке гроба, над могилой вырос черный холмик. Тут почему-то все заспешили, как будто им стало совестно перед умершим, совестно за то, что оставили его одного...

— Как все это тяжко, — сказала Марина.

Почему тяжко? Колбин этого не находил. Ведь жизнь и смерть извечны. Одна дает все, другая отнимает. Неужели русоволосая девушка не понимает этой старой и простой истины? С кладбища она шла под руку с Варей Сенатовой. «Никогда, никогда я не забуду его», — стонала она сквозь рыдания. Нет, забудешь, скоро забудешь, тебе захочется жить, ты найдешь другого. Колбин достаточно знал людей, чтобы не верить в вечную любовь. Люди живут для себя и ради себя, и не этой девушке разрушить это жизненное кредо.

Но где-то в глубине души еще сохранилось чувство жалости. Было жалко и паренька, не успевшего пожить, и девушку, красивую и полную сил и уже потерявшую любимого. Это чувство не покидало Колбина до самого вечера. Прислушиваясь к этому трепетному внутреннему огоньку, он испытывал какой-то подъем в душе. Он долго ходил по поселку, чему-то мягко улыбался, пока снова не повстречался с русоволосой девушкой. И зло расхохотался: не успела похоронить одного, как нашла другого. Нет, незыблемо его жизненное кредо!

Откуда он мог знать, что она шла с родным братом, который вместе с ней прилетел на похороны летчика из колхоза «Заря».

...Так что же! Что нарушило его утренний сон?

Колбин поднялся с постели. Некоторое время ходил по комнате с потухшей трубкой, потом подошел к письменному столу и увидел два письма.

Профессор Баскаков писал, что выздоровел, но врачи, сообщал он далее, запретили ему покидать Москву.