Когда пробуждаются вулканы

В Комкуре дом охотоведа Лагутина стоял на холме. Строили его прошлой осенью. Максиму Николаевичу Дьякову место показалось подозрительным, и он сказал об этом Лагутину. Но тот не послушался совета.

Лето в Комкуре стояло жаркое. Под живительным теплом буйно росли травы. Максим Николаевич, вернувшись с сенокоса, второй день занимался в правлении. Нынче природа не так капризничала, как в прошлые годы, и работы в колхозе шли полным ходом.

Часа в три после обеда по поселку с криком пробежал каюр Вензель. Максим Николаевич досадливо поморщился и вышел на улицу.

— Что случилось, Вензель?

Старый каюр был возбужден и испуган. Он без конца повторял одно и то же слово:

— Плывет! Плывет!

Пока Максим Николаевич вытягивал из него путный ответ, возле правления собрались люди. Из рассказа Вензеля Дьяков понял, что дом Лагутина сдвинулся со своего места и начал спускаться по склону. Рассказ Вензеля озадачил всех: никогда в Комкуре не видели ходячих домов.

— Пошли, — сказал Максим Николаевич.

Возле усадьбы Лагутина толпился народ. Дом медленно сползал в долину. Казалось, невидимые существа, засевшие в подвалах, несли его на своих плечах. Обычно всякому разрушению сопутствует шум и треск, а тут — ни одного звука. Мертвая тишина. Дом подполз к обрывистому берегу и остановился, как бы раздумывая — прыгать или не прыгать, потом медленно начал наклоняться. Передняя стенка повисла над обрывом, за закрытыми ставнями окон зазвенели стекла, раздался треск ломающихся бревен, и дом свалился. На том месте, где он стоял, лежала широкая, белая, как рафинад, лента льда.

По распоряжению Дьякова собрали вещи Лагутина и доставили их в правление колхоза, чтобы по описи сдать на хранение в склад. Максим Николаевич предложил включить в опись все уцелевшие предметы, вплоть до кастрюль и ложек. Кладовщик находился тут же. Когда очередь дошла до раздавленного чемодана, он категорически отказался его принять. Да и как можно! Все хорошо помнили историю с актом, составленным Лагутиным. Пришлось чемодан открыть. Он был набит бельем и... деньгами. Десять пачек сторублевок — сто тысяч рублей — лежали на самом дне чемодана.

В этот день в лагере экспедиции была получена радиограмма из Комкура. Олонко передал ее Цинченко.

— Лагутина срочно вызывают в Комкур. Дом у него развалился, — прочитав, сказал Валентин Васильевич.

Вот уже четвертый день, как Лагутин ушел из лагеря в Комкур. И то, что до сих пор он не появлялся в Комкуре, а находился все время на заимке Ошлыкова, Ветлужанину показалось весьма странным. «Ведь он пришел туда, когда там была еще Надя...»

Размышления Ветлужанина внезапно прервал прибежавший бортмеханик самолета.

— Бензобаки пробиты, бензин весь спущен, — выпалил он, еле переводя дыхание.

Все всполошились и повскакали с мест. Ветлужанин переглянулся с Цинченко.

— Выходит, проморгали, Сергей Петрович? — Цинченко укоризненно покачал головой.

Залаяли собаки. Ирина тихо окликнула их и, осторожно раздвинув две доски в заборе, влезла во двор. Кладовая, где стояли сундуки с вещами, оказалась запертой. Ирина пошарила в условленном месте. Ключа не было. Это ее огорчило. Она пришла на заимку, чтобы взять свою лучшую одежду и ночью податься в лагерь экспедиции. Ирина в нерешительности простояла несколько минут и, двигаясь вдоль забора, очутилась под светящимся открытым окном. В доме разговаривали. Ирина притаилась. Голос отца она сразу узнала.

— Перестрелять всех надо, — говорил он.

— Это опасно, — возразил ему кто-то вкрадчиво. Ирине голос показался знакомым. — Милиция все вверх дном перевернет, — продолжал тот же голос.

«Это же Лагутин!» — подумала Ирина.

— Окно надо бы закрыть, — предложил третий.

— Кругом все на засове, собаки спущены, — опять услышала Ирина голос отца,

Так что же ты предлагаешь, Евгений Корнеевич? — Ирина уже слышала и этот голос, но сейчас никак не могла припомнить, где именно.

— Так, значит, завтра часть людей уходит в горы? Вот и воспользуемся этим. Ночью нападем, и ящик наш! — Лагутин обратился к Ошлыкову: — Сколько человек останется в лагере после ухода экспедиции в горы?

— Трое. И двое ребят.

— Многовато.

— В самом лагере один останется. Второй у самолета дежурит, третий лошадей пасет.

— А Куна ты не считаешь?

— Считаю...

— Надо держать лагерь весь день под наблюдением...

Ирина еле сдерживала дыхание. «Бежать, бежать отсюда, предупредить Надю!» — стучало в голове. Девушка, двигаясь вдоль стены, зацепилась за доску. Падая, доска загромыхала. Голоса в доме умолкли. Кто-то отодвинул стул. Огонь погас. Ирина уже подбегала к сараю, когда открылись двери сеней и послышались голоса. Ошлыков подзывал собак. Что дальше происходило в доме, Ирина не знала. Она пролезла в щель и метнулась в кустарники.

Возле тоннеля, соединявшего Голубую долину с каньоном, Ирина остановилась и последний раз взглянула в сторону заимки. Горячие слезы потекли из глаз.