Я не говорила Сергею, что планирую обратиться к гинекологу. Но думаю, будет справедливо рассказать ему о сегодняшнем посещении клиники. Пока накрываю на стол, собираюсь с силами. Тарелки расставлены, жаркое доходит в духовке, у меня есть пятнадцать минут. Как раз достаточно, чтобы поведать ему о том, что сказала мне врач. Но я трушу и ухожу в детскую.
Женя уже искупалась и улеглась в постель с моим ноутбуком. Я разрешаю ей смотреть на ночь один мультфильм.
Спокойной ночи, мое солнышко, — целую ее в щечку.
Спокойной ночи, мамочка, — она возвращает мне поцелуй.
Как же сладко держать в объятиях ребенка, прикасаться к нежной коже губами, вдыхать чистый аромат детской невинности.
Как больно.
Невозможно.
Ужин на столе. Составляю Сергею компанию, потягивая зеленый чай с легким рисовым пирожным. Я поужинала с Женей. Но оставлять любимого есть в одиночестве не могу.
Мы обсуждаем выступления политиков, критикуем социальную сферу, говорим о новых развлекательных технологиях. Но о главном я молчу. Может, не стоит торопиться с выводами? Анализа гормонов еще нет. А УЗИ может и ошибаться. Домыв посуду, ухожу в ванную. Пока стою под струями горячей воды, смывающими страхи и усталость, прихожу к выводу, что утро вечера мудренее. Ну, в том плане, что рано еще о чем-то заявлять. Пусть закончится обследование, а уж потом видно будет.
Сергей уже перебрался на диван и смотрит новости со стаканом виски в руке.
Иди ко мне, — он протягивает руку. — Посуду я уже помыл.
Я устраиваюсь у него под боком, он обнимает меня одной рукой, другой кладет мою голову к себе на грудь. Это самая удобная поза на свете. Я чувствую себя защищенной и желанной. Я чувствую себя дома.
Как день?
Так себе.
Устала?
Немного.
А я наоборот. Выгорел еще один проект. Мы запустили его всего неделю назад, а прибыли уже вдвое больше того, что намечали. Так что энергия бьет во мне ключом.
Ты всегда был дальновидным работником. С передовыми взглядами.
Хвали меня. В твоих устах я выгляжу почти Стивом Джобсом.
Ой. Не нужно. Он умер от рака, — я запинаюсь, когда произношу последнее слово. Сергей мрачнеет.
Он так и не принял никакого решения относительно Наиры. А времени, как я догадывалась, осталось немного.
Когда ты увидишься с матерью, Сережа?
Только не начинай. Не хочу сейчас об этом говорить.
Я боюсь, что тогда, когда ты захочешь, будет уже поздно.
Тебе что-то известно? — он ставит стакан на журнальный столик и серьезно смотрит на меня.
Я разговаривала с ней недели три назад. Она не признается, как идут дела. Насколько я знаю, был второй курс химеотерапии.
А результаты?
Мне не известны.
Я не хочу с ней разговаривать. Я не собираюсь прощать ее. Она мне чужая.
Не чужая.
Этой женщины не было в моей жизни тридцать лет. И я не собираюсь впускать ее, когда ей вдруг захотелось получить индульгенцию перед смертью.
Поговори с ней, — я обнимаю его и крепче прижимаюсь щекой к тому месту, где бьется сердце. — Тебе это нужно. Неужели сам не чувствуешь? Возможно, не только ей необходимо облегчение.
Он обнимает меня, но я ощущаю, что он сейчас не со мной. Глажу его широкую грудь, упругий живот. Успокаиваю его своими прикосновениями. О том, что он взволнован, говорит чуть ускоренный пульс и напряженные скулы.
Хорошо.
Ты поедешь к ней?
Поедем через пару недель. Я хочу, чтобы ты была со мной.
Договорились. Оставим Женю с Владом или моими родителями. Ведь скоро будет школа, я не смогу увозить ее к ним так часто, как хотелось бы. А сами заедем к Наире.
Анализы моему врачу не понравились. Какие-то гормоны были слишком низкими, какие-то высокими, в конце приема я уже готова была рвать на себе волосы и выть в голос.
Что же мне делать?
Можно подождать. Яичники могут и сами заработать. Есть вариант, когда делается укол и яичники стимулируются. Но я не хочу заводить их таким способом.
А есть другие пути?
Я назначу уколы. Это гомеопатия. Но эффект у них хороший. Выравнивает гормональный фон, стимулирует яичники. Еще выпишу таблетки. Не переживайте так. У вас же уже есть ребенок, а эти нарушения не приведут к появлению опухолей или кист. Не из-за чего расстраиваться. Тем более, бесплодие сейчас активно лечится, — она старается говорить с воодушевлением, но я вижу, что оно наигранное.
Вот и все.
Приговор оглашен.
Бесплодие.
Я даже не зашла в аптеку. Ослепленная, оглушенная, кое-как добралась до квартиры и заперлась в ванной. Проревела я, наверное час. Чувство собственной неполноценности не так сильно угнетает, как необходимость признаться в ней Сергею. Мне кажется, что моя жизнь в очередной раз разрушена.
В моем возрасте с бесплодием уже не поборешься. Сначала будет долгое лечение, потом предложение ЭКО, хотя я сомневаюсь, что это возможно с моими собственными яйцеклетками. Брать донорскую? Смогла бы я пойти на это ради любимого мужчины? Выносить и родить ребенка, который генетически мне абсолютно чужой? Я не знаю. А захочет ли этого Сергей?
Абсолютно дикие мысли. Меня утягивает все глубже в пучину отчаяния. И я даже не сопротивляюсь, потому что ситуация кажется мне безвыходной.