— Вася, ты же говоришь, что хорошо его знаешь, с самого детства! И ты не знаешь, почему он здесь? — с ехидством спросил Гоша.
Я отрицательно мотнул головой. Не хотелось подыгрывать самодовольству Гоши, но я на самом деле не представлял, что здесь, на другом конце деревни, забыл Тёма.
— Ну так пойдём спросим, — бодро воскликнул Гоша и с удвоенной энергией зашагал по склону вверх.
Я догнал его почти у самого края — ещё чуть-чуть, и Тёма нас увидит.
— Подожди! Гоша, постой! — как можно громче шепнул я, надеясь, что Тёма там наверху не прислушивается ко всем шорохам. — Подожди! Я не хочу с ним разговаривать! И спрашивать у него ничего не хочу! Просто… Не хочу! Он меня бесит! Опять будет вспоминать мне эту лужу! А я так легко, как он, не могу! Не смогу обидеть его так легко, как он меня…
— Не боись, никто никого обижать не будет, — просто ответил Гоша и, не останавливаясь взобрался на в склон.
«Абзац», — с упавшим сердцем подумал я, уже мысленно продумывая, что я скажу Тёме, когда он меня увидит. Будет ли «Отвали от меня, зараза!» в тему, учитывая, что это я сам туда пришёл?
Гоша не скрываясь дошёл до скамейки и сел рядом с Тёмой, но тот почему-то даже не посмотрел на него. Он сидел, скорчившись, на краю скамейки, опираясь плечом о ствол черёмухи и спрятав лицо в сгибе локтя. Кажется, просто не заметил, а уши заткнул музыкой. Наверное, ещё есть шанс уйти отсюда незамеченными. Приободрившись и не дав себе время подумать, я осторожно подполз к Гоше и жестами стал ему показывать на дорогу: чувак, надо уходить отсюда, пока Тёма нас не заметил. Гоша сделал непонимающее лицо. Чертыхнувшись, я приложил палец к губам, потом сложил из двух пальцев человека и показал, что нам пора уходить.
Гоша улыбнулся.
— Я не понимаю тебя, Василий! — громко проорал он, отчего с ветки черёмухи испуганно вспорхнули две синицы и удрали в сторону более высокой и надёжной соседней берёзы, — говори громче!
Я сделал страшные глаза и попытался притвориться камнем. Потом подумал, что это не очень умно, лихорадочно порыскал в голове в поисках фразы «Отвали, зараза» и сделал равнодушно-уверенный вид. В конце концов, сейчас Тёма без своих рыб-прилипал, а один он не такой уж и крутой, обычный самодовольный придурок, которого не так уж и сложно поставить на место. Даже если за него болеет сам Бог. С другой стороны, Гоша вроде говорил, что и за меня болеет…
Я развязно подошёл к скамейке, усиленно делая вид, что мне все нипочём. Тёма продолжал сидеть, уткнув лицо в локоть и глубоко дыша, и как будто даже не заметил меня.
Зато Гоша с нескрываемым любопытством смотрел на мои кульбиты:
— Вася, а что ты делаешь?
Я сделал вид, что не понимаю его, и добавил к развязывающимся ногам ещё и руки. Гоша ухмыльнулся:
— Не переживай, он нас не видит и не слышит. Сейчас мы с тобой, скажем так, невидимые.
Я тут же сдулся, как воздушный шар.
— А раньше предупредить не мог? То есть как невидимые? Это твоё божественное колдунство?
— Не колдунство, а… Ну не знаю, считай, что я перевёл тебя на некоторое время в режим Бога. Я почти всегда в этом режиме, ты меня, например, ни разу до вчерашнего дня не видел, а я, между прочим, всегда с тобой. А вообще, Вася, ты тут Тёму злым называл — да, он злой, ты, конечно, намного добрее, жалостливее и разумнее, тут ты его обошёл. Но есть то, в чём обошёл тебя Тёма: он не так боится, что о нём подумают другие. Хотя он, безусловно, боится общественного мнения — надеюсь, ты когда-нибудь поймёшь, почему — но до тебя ему далеко.
Я почувствовал, как опять лицо наливается жаром.
— Ну и ладно! Зато я ничей рюкзак в реку не сбрасывал!
— Ты прав, не сбрасывал, — задумчиво ответил Гоша.
На некоторое время воцарилась тишина, в которой я как-то не сразу расслышал тяжёлое дыхание Тёмы, как будто он там, в своём локте, ингаляцию делал. Смотрите-ка, а он все ещё в школьной заляпанной чаем и соусом рубашке и слипшимися волосами. То есть до дому не дошёл, но сюда притопать успел? Что же тут такого важного, что он даже не захотел переодеваться?
— Ну так чего мы здесь сидим? — не выдержав первым, спросил я. Сидеть здесь сейчас, особенно с Тёмкой, совсем не хотелось, на завтра ещё куча домашки, а дома, наверное, уже ноет, донимая маму, Женька. Брат всегда ныл, когда меня долго не было дома. — Кого-то ждём? Мне бы домой…