Когда распахиваются крылья

Потянув ручку, я открыл ворота и осторожно вошёл во двор. Огромный пёс, всегда облаивавший меня из-за забора, когда я приходил к Мишке, даже не шелохнулся, свернувшись в клубок на крыше конуры. Я аккуратно обошёл его по как можно большей траектории и по таким же гнилым доскам, как и на улице, стараясь лишний раз не шуметь и не топать, направился к входной двери на веранду. Гоша шёл рядом, не оставляя следов на тёмной грязи, смешанной со стоптанной травой.

Тёмкин двор был большой, намного больше нашего, и был похож на сам дом — вроде и не старый и не разваленный, но явно недоделанный — забор с новыми, но криво сколоченными досками, кособокая калитка, висящая на одной петле, скамейка, сложенная из кирпичей и грубой, даже не обработанной доски, то тут, то там разбросанные кучки не прикрытых плёнкой досок, из которых, кажется, хотели что-то сделать, но так и оставили — судя по их посеревшему виду. Я передёрнулся — все-таки наш двор, в котором Женька каждый день разбрасывал свои игрушки, но в котором все равно каждая вещь была на своём месте, мне нравился больше.

Погрузившись в свои мысли и напрочь забыв о Гоше, я прошёл мимо скамейки, как вдруг тёмное пятно на ней, которое я принял за комок одежды, вдруг пошевелилось и громко и сыро откашлялось, как будто хотело выкашлять лёгкие. От неожиданности я подпрыгнул, сапогом соскользнул с гнилого тротуара и приземлился задом в грязь.

— Чтоб тебя…

— Решил охладить реверс? — невозмутимо спросил Гоша, подавая мне руку.

— Не смешно! — возмущённо выпалил я, вставая и отряхиваясь. — Почему не предупредил?

— Потому что с одним из главных героев пьесы ты должен познакомиться сам.

— А кто это?

Но Гоша не успел ответить — чёрное пятно встряхнулось, крякнуло и тяжело поднялось со скамьи. Под тёмной шапкой проступили слегка размытые знакомые черты.

— Это дядя Толя? — удивлённо проговорил я, забыв даже снизить тон. — Отец Тёмки? Почему он здесь?

— Потому что бутылка самогона, которую они распили вдвоём с Петровичем, ударила, как фашист, подло и в спину, когда он уже почти пришёл домой.

— А почему его никто не занёс домой?

— Наверное, потому что когда Толя самозабвенно борется с фашистами, лучше не попадать под горячую руку.

Я не выдержал и хихикнул. Гоша невозмутимо посторонился, пропуская меня вперёд, и мы осторожно зашагали за Толей. Это было непросто — он, по-видимому, использовал методику запутывания следов, делая один шаг вперёд и три назад или вбок, так что я несколько раз тюкнулся носом о его тулуп. Когда он в очередной раз взмахнул руками, как балерина, и накренился в сторону, я опять прыснул — сочувствия к нему или к Тёмке в моем сердце не было ни капли. Они наверняка друг друга стоят — папаша и сын.

Тем временем Толя дошёл до порога и, шумно выругавшись, стащил с себя высокие резиновые сапоги, разбросав их по улице. Потом он, нашарив рукой выключатель на стене и включив яркий, режущий глаза свет, с третьей попытки протиснулся в дверь и попытался подняться по скользким крашеным ступеням вверх. Раздался какой-то шорох, Толя, держась за стену, потряс ногой, к которой прилипло что-то белое и сильно шуршащее.

— Это что за?.. — выругался он и наклонился, трясущимися пальцами подбирая с пола какой-то белый в чёрную полоску пакет. Я автоматически присмотрелся: в пакете было что-то тяжёлое, он безвольно висел на вытянутой руке Толи. Как будто кто-то хотел спрятать что-то очень важное за бордюром лестницы, чтобы никто не нашёл. Интересно, что там?

Дядя Толя, видимо, задался этим же вопросом и, раскрыв пакет, заглянул туда носом, а потом со стоном отвращения вынырнул и высыпал все содержимое на пол. Я присмотрелся и снова хихикнул: на полу были Тёмкины ботинки, которые сегодня разлетелись на части после его звёздного выхода с петардой. Неудивительно, что дядя Толя отшатнулся — представляю, какой там запашок.

Отец Тёмки уже хотел пройти мимо, как вдруг бросил случайный взгляд на ботинки. Он тут же присел и подобрал один из них. Потом осмотрел со всех сторон и потянул за подошву, которая держалась на одном каблуке. С жалким скрипом она отвалилась окончательно и осталась в руке. Толя некоторое время тупо смотрел на неё, наверное, пытаясь собрать путающиеся мысли, а потом громко выругался и, сжав ботинок и подошву в кулаке, твёрдо и прямо пошёл вперёд, как будто не был пьяный до поросячьего визга за несколько секунд до этого. Я оглянулся на Гошу: нам надо идти за ним? Гоша кивнул: именно за этим мы сюда и пришли. Я равнодушно пожал плечами и поднялся по ступенькам за Толей.

Дверь в комнату громко заскрипела ночной птицей, отчего я передёрнулся. По спине побежали противные острые мурашки, а на душе почему-то заскребли кошки. Я вдруг осознал, что не хочу проходить в комнату вместе с Толей. Я в нерешительности остановился, но позади меня легонько толкнул в плечо Гоша, и мне не оставалось ничего другого, как перешагнуть порог, войти и окунуться в сонную и душную тишину незнакомого мне дома.