Когда распахиваются крылья

Погруженный в мысленную пустоту, я не сразу уловил сначала еле слышный, а потом отчётливо узнаваемый шелест свалявшейся за год сухой травы. По тропинке между тёмных слепых домиков кто-то шёл, совсем не скрываясь, наоборот, отвратительно бодро посвистывая и напевая себе под нос какую-то дурацкую попсовую песню. Чертыхнувшись и сердечно пожелав незнакомцу долгого пути по лесам и полям, я одновременно с неохотой (вот приспичило кому-то гулять именно здесь!) и лёгкой заинтригованностью (кто это из всей деревни добрался до самого её конца на ночь глядя?) разглядывал тёмную в проступающих сумерках тропу.

Прошло несколько минут, во время которых посвистывание пару раз сменялось чавканьем и изумлённо-восхищёнными возгласами непонятного содержания, когда на полянку наконец вышел незнакомый свистун. Это был молодой парень старше меня лет на пять-шесть. Тёмно-русые, слегка волнистые волосы доходили почти до плеч, на красивом небритом лице с тонкими, как будто ускользающими чертами застыла по-идиотски бодрая улыбка оптимиста, неожиданно оказавшегося в крайне пессимистичных обстоятельствах, но не утратившего присутствия духа. Он был одет в нелепый ярко-розовый, цвета упитанного поросёнка, свитер, который светился в темноте как будто подсвеченный, и забрызганные грязью джинсы.

Поймав мой взгляд, парень светло улыбнулся во все свои великолепные тридцать два зуба и не заметил, как наступил в лужу, провалившись в неё по щиколотку. Он тут же подпрыгнул как ужаленный, отрывая от меня взгляд, и ожесточённо затряс промокшей ногой.

— Ох, это очень нехорошо, — проговорил он, озабоченно осматривая сырую штанину. Потом потоптался на месте, примериваясь к сырой ноге, и с непонятной смесью удивления и восторга добавил: — И неприятно! Значит, когда ноги сырые — это неприятно! — словно только что открыл новый физический закон.

Я быстро окинул его взглядом и молча усмехнулся. Конечно, вам, городским, это удивительно — стоит только чуть ножки замочить, так сразу «ох, неприятно!» Я, да и любой деревенский, с детства каждую весну бегающий за корабликами в ручейках и набирающий воды полные сапоги, мокрых ног не боялся. В том, что этот парень городской, я даже не сомневался — ни один деревенский парень не отрастит себе такие длинные лохмы и добровольно не наденет это розовое недоразумение.

Я сдвинул брови, скрестил руки на груди и опустил взгляд к земле, всем своим видом показывая, что здесь занято и соседей мне не надо, но краем глаза продолжал следить за незнакомцем. А тот в это время стряхнул с ног грязь, сокрушённо покачал головой, но тут же снова ослепительно улыбнулся и подошёл ко мне, заглядывая в глаза. Я ещё сильнее втянул голову в плечи, старательно игнорируя странного парня и надеясь, что ему все-таки придёт в голову блестящая мысль, что ему тут не рады.

Парень сошёл с тропинки и пропал из поля видимости. Снова стало тихо и спокойно, как и раньше. Я облегчённо выдохнул и, тут же забыв о парне, сказал сам себе, что ещё чуть-чуть посижу здесь, в этой благословенной тишине, где никто не знает, почему я Васяк-Перекосяк, а потом пойду домой. Расправив плечи, я с наслаждением прислонился спиной к черёмухе, всей грудью вдыхая полный весенней свежести и пряности воздух. Почему нельзя просидеть на этой скамейке всю жизнь и просто смотреть день за днём, как вечерний туман обволакивает поля?

Вдруг скамейка резко подпрыгнула от удара, а я за ней — от неожиданности. Бессмысленную рассеянность тут же разметало по углам, я встрепенулся и дико огляделся. Незнакомый свистун, только что со всей дури шлёпнувшийся задом на старенькую скамейку, сидел рядом и с восторженной улыбкой смотрел на дальний лес, медленно растворяющийся в темнеющем небе. Он так же, как и я, глубоко вдохнул и снова вполголоса затянул свою дурацкую песенку.

Я посмотрел на него сначала с удивлением, а потом с проступающей злобой — что, во всей деревне не нашлось другой скамейки? Что это за идиот, которому нужно намекать, что он здесь лишний? Озлобленный на весь мир и на этого странного розового парня, я почувствовал, как во мне опять медленно закипает бешенство.

Парень, не обращая внимания на моё гневное пыхтение и косые взгляды, продолжал меланхолично напевать себе под нос, как будто смотреть в небо, деля маленькую скамейку с незнакомцем, — его самое любимое дело. Некоторое время мы просидели в неуютной тишине, наполненной моим выплёскивающимся через край бешенством и его невозмутимостью.

Наконец я не выдержал и громко сказал:

— Парень, тебе чего здесь надо? — и тут же понял, как это нелепо — пять минут молчать, сидя на одной скамейке, а потом начать ругаться.

Странный парень открыто посмотрел на меня и тепло улыбнулся.

— Как чего? — он пожал плечами. — Я тебя искал. И нашёл, как видишь. Вас хоть и много, но я неплохо умею искать. Наверное, из меня бы получился хороший сыщик, — проговорил он вдруг и заговорщически подмигнул.

От неожиданности я сдулся, как продырявленный мяч — мало что пар из ушей не пошёл.

— А мы знакомы?