Когда я вышла на свет, солнце только-только скользнуло за крышу дома, затопив его розовато-оранжевыми лучами. И хотя я сгорала от нетерпения, я все-таки затормозила на секунду — поглядеть, как темный дом плывет в разноцветном сиянии. Я срезала путь — мимо фонтана «Амур и Психея», через аллею красных махровых роз леди Вайолет к черному ходу. Вестибюль был пуст, и я нарушила одно из главнейших правил мистера Гамильтона — побежала по каменному полу: в кухню, мимо стола миссис Таунсенд, заставленного пирогами и тортами, вверх по лестнице.
Дом стоял странно тихий, все уже собрались на концерт. Подбежав к позолоченной двери в зал, я остановилась, пригладила волосы, одернула юбку, скользнула внутрь, в полутемное помещение, и села у стены, вместе с другими слугами.
СПЛОШНЫЕ УСПЕХИ
Я и не думала, что в зале будет так темно. Я ведь никогда раньше не бывала на концертах, только однажды, когда мама взяла меня в Брайтон к своей сестре Ди, видела сценку с Панчем и Джуди. А сейчас окна были задернуты темными шторами, и зал освещался только принесенными с чердака прожекторами. Они горели желтым, подсвечивая сцену снизу вверх, окутывая выступавших странным мерцанием.
Сейчас была очередь Фэнни: она хлопала глазами и выводила трели, допевая последние такты модной песенки. Недотянув верхнее си, она заменила его скрипучим ля и была вознаграждена снисходительными аплодисментами публики. Фэнни жеманно заулыбалась и присела в реверансе, но кокетство не достигло цели: внимание зала было приковано к занавесу, который вспухал изнутри, обрисовывая нетерпеливые локти и коленки следующих артистов.
Фэнни спустилась с правой стороны сцены, а слева уже выходили одетые в тоги Эммелин и Дэвид. Они держали в руках три длинных шеста и простыню, которая тут же превратилась во вполне приличный, хоть и кривобокий, шатер. Актеры заползли в него на коленях, зрители зашикали, призывая друг друга к молчанию.
— Леди и джентльмены! — объявил голос из-за занавеса. — Сцена из Книги Чисел.
Одобрительный шепот.
— Вообразите, что вы перенеслись в древние времена, — продолжал голос. — Семья расположилась на ночлег на склоне горы. Брат с сестрой втайне обсуждают женитьбу другого брата.
Одинокие хлопки из зала.
— Брат мой, что же сделал Моисей? — звенящим голосом заговорила Эммелин.
— Нашел себе жену, — немного ломаясь, ответил Дэвид.
— Но она не из нас, — глядя прямо в зал, объявила Эммелин.
— Ты права, сестра, — согласился Дэвид. — Она — ефиоплянка.
Эммелин потрясла головой, изображая недовольство и озабоченность.
— Он взял жену не из нашего рода. Что же с ним будет?
Внезапно из-за занавеса донесся ясный звучный голос, усиленный не иначе как с помощью свернутой из картона трубки.
— Аарон! Мариам!
Эммелин старательно изобразила ужас.
— Это я — ваш Господь, отец ваш небесный! Подойдите к скинии собрания!
Эммелин и Дэвид послушно выбрались из шатра и вышли на середину сцены. Мерцающие лампы бросали тень на простыню.
Мои глаза уже привыкли к темноте, и по знакомым очертаниям я угадала некоторых зрителей. В первом ряду, среди привилегированных гостей, я различила мешковатый подбородок леди Клементины и украшенную перьями шляпу леди Вайолет. На пару рядов дальше смотрели спектакль майор с женой. Еще ближе ко мне сидел — нога на ногу — мистер Фредерик и, вытянув шею, внимательно следил за тем, что происходит на сцене. Я всмотрелась в его профиль. Что-то не так. В мерцающих лучах рампы его скулы проступили, как у мертвеца, а глаза отсвечивали стеклянным блеском. Глаза. Мистер Фредерик был без очков. Первый раз на моей памяти.
Бог начал произносить приговор, и я снова перевела взгляд на сцену.
— Мариам и Аарон! Как же вы не убоялись упрекать раба моего, Моисея?
— Пощади нас, Господи! — взмолилась Эммелин. — Мы лишь…
— Довольно! Да падет на вас мой гнев!
Раскат грома (удар в барабан). Зрители подпрыгнули. Из-за занавеса выплыло облако дыма, который начал расползаться по сцене.
Леди Вайолет вскрикнула, и Дэвид своим обычным голосом шепнул:
— Успокойся, бабушка, так надо, это часть спектакля.
По залу пронесся нервный смех.
— Да падет на вас мой гнев! — свирепым голосом повторила Ханна, и смех прекратился. — Дщерь! — Эммелин повернулась к облаку дыма. — Ты! Поражена! Проказой!
Эммелин схватилась за лицо руками.
— Нет! — вскрикнула она и, приняв драматическую позу, снова повернулась к зрителям.
Зал ахнул. В конце концов решено было не возиться с маской, а ограничиться смесью клубничного варенья с кремом, дающей невероятно уродливый эффект.
— Вот бесенята! — оскорбленно прошептала миссис Таунсенд. — А мне ведь сказали, что берут варенье, чтоб намазать лепешки!
— Сын мой! — выдержав положенную паузу, провозгласила Ханна. — Хоть ты и совершил тот же самый грех, тебя я помилую.
— Спасибо, отец мой, — ответил Дэвид.
— Поклянись, что больше никогда не будешь злословить о жене своего брата.
— Клянусь, Господи.
— Ступай с миром.
— Но Господи! — с трудом сдерживая смех, взмолился Дэвид, простирая руки к Эммелин. — Прошу тебя: исцели мою сестру!
Аудитория замерла, ожидая, что же ответит Бог.