Когда развеются миражи

Когда девушка закончила переговоры и отодвинула в сторону блокнот, он легко поднялся и прошелся по комнате. А Юля, оторвавшись от записей, подняла глаза и взглянула на него. На нем сегодня были черные брюки и тонкий пуловер кофейного цвета, который облегал накачанные плечи, грудь и руки. Запястья, как и при первой их встрече, украшали дорогие часы на кожаном ремешке, шунгит, плетеные кожаные браслеты.

— Что? — приподняв брови, спросила девушка, встретившись с ним взглядом.

— Послушай, в этой комнатенке можно сойти с ума, как ты здесь работаешь? — спросил он.

— Прекрасно, — пожала плечами девушка. — Меня ничего не отвлекает и не мешает. К тому же, если ты заметил, я не так часто здесь бываю. А тебе скучно, да? Хочешь вернуться в кафе?

— Что? — не понял он намек.

— Согласна, с официантками было весело, там ты в своей стихии, — продолжила она.

Гончаров улыбнулся.

— Ревнуешь, да?

Юля приподняла брови.

— Нисколько!

— Я так и понял! А знаешь, в чем на самом деле твоя проблема?

— Интересно послушать, — ответила она, откидываясь на спинку кресла.

— Ты загнала себя в рамки и не позволяешь дать себе волю. Причем во всем. Ты пугаешься даже собственного беззаботного смеха, не говоря уже о каких-то безрассудствах. Тебе ведь двадцать пять… А жизнь проходит мимо, ты когда-нибудь об этом задумывалась?

— Ты хочешь, чтобы я вела себя как девчонки-официантки? Строила глазки, заливалась пустым смехом, кокетничала и флиртовала? А тебе не кажется, что для главного администратора Сиренево такое поведение будет выглядеть вульгарным и неприличным?

— Дело не в этом. Ты просто боишься, но чего? — спросил он. — Может быть, жизни, а, Юля Владимировна? Тебя устраивают эти миражи?

— А тебя? Тебя устраивает твоя жизнь? Ты живешь на полную катушку, это верно, но не есть ли это иллюзия, такие же миражи, как и моя жизнь, по твоему мнению? Ведь в ней, в твоей жизни, есть все, кроме главного…

— Чего?

— Не важно, раз ты не понимаешь, не суть.

— Значит, останемся каждый при своих миражах, — хмыкнул Гончаров. — А если я все же хочу постичь твои и развеять их? — спросил он, склоняясь над столом и опираясь о столешницу обеими руками.

— Когда в твоих глазах появляется подобная решительность, мне хочется бежать без оглядки! — честно призналась Шарапова.

— Ты бежишь от меня вот уже шесть лет, так, может быть, остановишься наконец и дашь мне шанс? — серьезно спросил он.

— Какой шанс, Матвей? Уложить меня в постель на глазах всего Сиренево? И тем самым втоптать в грязь мою репутацию и уважение людей?

— Позволь мне пригласить тебя покататься на лошадях? Покажешь мне окрестности, — улыбнувшись, предложил он.

— Что? — растерялась она. — Но…

— Отказ не приму, к тому же я не видел еще конюшни.

— Матвей, послушай…

— Юль, брось, сколько можно, правда? Разве сама не видишь, что, сидя здесь, медленно покрываешься вековой пылью? — засмеялся он, обходя стол и вплотную приближаясь к ней. — Поверь, прогулка со мной на лошадях не повредит твоей репутации, а что касается всего остального, я не сделаю ничего такого, чего ты сама не захочешь, обещаю! — добавил он. — Ну что, идем? — Гончаров протянул ей руку.

— Мне нужно переодеться, — чуть хрипловато ответила она через несколько секунд. — С собой у меня ничего нет.

— Я могу свозить тебя домой.

Юля кивнула, но не приняла протянутой руки. Не глядя на Гончарова, отодвинула стул и, обойдя стол с другой стороны, пошла к дверям.

Мужчина с некоторой горечью взглянул на свою ладонь и, сунув ее в карман, сжал губы и отправился следом.

Дорога до деревни заняла пять минут. Шараповой не потребовалось много времени, чтобы переодеться, и они снова вернулись в Сиренево. Юля попросила конюха оседлать для них лошадей. Минуя хоздвор и ворота, они неторопливым аллюром покинули усадьбу.

Сегодня, как, впрочем, и вчера, так и не распогодилось. Позднее утро, рождающееся в плотной дымке тумана, перетекало в полдень, а потом катилось к вечеру, такому же промозглому, сырому, мрачному. Двигаясь друг за другом, они оставили позади дальние ворота, миновали кладбище и выехали в луга. Проселочная дорога здесь была шире, поэтому, умело управляя лошадью, Гончаров поравнялся с ней и немного ослабил поводья, позволяя лошади прибавить шагу и перейти на рысь. Юля сделала то же самое, и невероятное чувство свободы с привкусом опадающей листвы и влажной земли, ароматом грибов и мха ударило в лицо. А на губах оседал горьковатый привкус полыни. Слова были не нужны, они и не разговаривали, ускоряя темп…