– Какой ужас! Какой ужас! – с негодованием, полуют мическим, полусерьезным, всплеснула руками артистка. – Мосье, если бы вы были не вы, я… я вас ни за что не простила бы… Чудовище! Следовательно, вы не знаете, что перед вами Мата-Гей, великая, всесветная, знаменитая Мата-Гей?
– Так вы Мата-Гей?! Ну конечно… Я так много слышал о вас и все такие восторженные отзывы!..
– Милостивый государь, слышать – это еще мало, это ничего! О Мата-Гей нельзя не слышать, – многозначительно подняла она палец, и ее личико стало капризно-торжественным, – ее надо видеть, надо следить за всеми лентами, где она выступает… Я вас оштрафую за ваше… ваше невежество!..
– К вашим услугам… А в чем будет заключаться штраф?
– Штраф? Вот в чем! Во-первых, сегодня в восемь вечера вы у меня обедаете, а в девять с четвертью мы будем в «Лютеции», как раз к началу драмы «Король без короны».
– Какой упоительный штраф… Я готов…
– Погодите, это еще не все. Драма кончится около одиннадцати, и мы вернемся ко мне пить чай… У меня есть русский самовар… И, представьте, Кэт научилась его разогревать. Чай из русского самовара в Париже! Ведь это, это очень оригинально.
– Больше, это восхитительно! – поправил Адриан, вставая. – Итак, Мата-Гей приказывает мне быть к восьми?
– Да, ровно к восьми. Я угощу вас пряным испанским обедом… На эти три месяца я выписала себе повара из Валенсии…
– О, да вы с причудами?
– Как же иначе… Укажите мне королеву экрана без своих собственных причуд… А Май Мюрай? А Глория Свенсен? Я такого порасскажу вам о них… Вообще, вас надо просвещать. Вы, верно, и в кинематографе редко бывали? Сознайтесь? – искренно пожалела Мата-Гей своего спасителя.
– Редко, – сознался спаситель.
– Но почему же? Почему? – и она так топнула ножкой, что зазвенела штора.
– Моя профессия исключала возможность посещать кинематографы.
– Вечерние занятия? Ах, эти несносные вечерние занятия… Надеюсь, вы избавились от них?
– Избавился, – ответил он, улыбнувшись не без некоторой загадочности.
– И великолепно сделали! Все люди должны работать днем. А вечер, вечер для отдыха и удовольствий…
11. Новый роман
Повар из Валенсии оказался на высоте призвания. Испанский обед запивали такой душистой малагой, – цветы, украшавшие стол, не могли заглушить ее аромат. В полной гармонии с обедом, малагой и цветами была прелестная хозяйка, декольтированная, с обнаженными руками. Теперь это было еще более избалованное, капризное, детски-переменчивое существо, чем утром, когда строгий мужской костюм дисциплинировал тело и скрадывал женственность.
Молодых людей весело, жизнерадостно опьяняла взаимная близость, и, когда их горячие пальцы встречались, какая-то властная магическая сила мешала им разъединиться. Эта же самая сила притягивала взгляды больших синих глаз Мата-Гей и темных, опушенных длинными ресницами, глаз Адриана. Порой они замирали так, хотя и разделенные столом, но скованные одной истомой, одним желанием…
Это настроение передавалось «черной опасности», служившей им. Кэт, как бы чувствуя себя именинницей, легко носила свою тяжелую тушу, и ее громадные белки как-то особенно сверкали на черном, лоснящемся лице негритянки.
Кэт кое-что знала. Знала еще с утра.
Как только утром ушел Адриан, Мата-Гей, схватив свою Кэт, завертела ее в бешеном вихре. Долго потом негритянка не могла отдышаться и, по крайней мере, минут двадцать пребывала в состоянии блаженного обалдения.
Кэт понимала свою госпожу без слов и поняла, что госпожа влюблена. Что ж, всякого им успеха! Такая пара, такая – на редкость!..
А Мата-Гей, превратив негритянку в запыхавшегося истукана, заплясала вокруг нее, как пляшут жрицы перед исполинским уродливым божеством.
Это было утром, а вечером за обедом Кэт улыбалась до ушей своим громадным ртом с такими зубами – какое угодно железо перекусят.
В «Лютецию», один из лучших парижских кинематографов на авеню Ваграм, поспели к началу «Короля без короны». Когда вошли в ложу, было темно и только экран сиял светлым прямоугольником с надписями и мелькающими фигурами.
Типичная американская драма с женщинами в изумительных туалетах и мужчинами, из которых каждый отличный акробат, боксер и наездник. Было несколько жутких, захватывающих драк, было несколько пышных, богато поставленных сцен в дансинге, и не было, или почти не было, короля – и с короной, и без короны. Так, бледная второстепенная фигура, выведенная для звучного заголовка. Весь центр тяжести в Мата-Гей, с ее прекрасной, немного манерной, идущей к ее типу игрой, ее переживаниями и, это самое главное, – ее танцами.
В танцах Мата-Гей было что-то свое, особенное, и грация, техника были тоже свои, не поддающиеся никакому определению. С ней это родилось и с ней умрет.