Когда рыдают девы

– А-а. – Ирландец встретился глазами с другом, и веселье исчезло с его лица. – Видишь ли, к тому моменту, когда тела попадают ко мне, они уже всего лишь мышцы и кости, и я сосредотачиваюсь именно на  этом – на тайне, которую требуется раскрыть. Мне не нужно размышлять о страхе и боли, которые могли испытать жертвы, прежде чем оказаться на анатомическом столе. Мне не приходится вникать в предательство, обиды, гнев или отчаяние, случившиеся в их жизни. Этим занимаешься ты. И говоря по правде, Девлин, не представляю, как ты выдерживаешь.

Когда Себастьян промолчал, Гибсон положил руку ему на плечо, а затем повернул обратно в каменную постройку с ее распухшим, полуразложившимся обитателем.

– Мужчина на твоем столе – он был убит? – окликнул вслед хирургу Девлин.

Задержавшись на пороге, доктор оглянулся:

– Этот – нет. Скорее всего, пьяный свалился в воду и утопился. Сомневаюсь даже, осознал ли он случившееся – пожалуй, не такой уж плохой уход из жизни, если суждено уйти.

– Полагаю, этот вариант действительно превосходит некоторые возможные.

Гибсон крякнул.

– Думаешь, Габриель Теннисон и ее племянников убил мужчина, опасавшийся, что сделал ей ребенка?

Себастьян открыл рот, желая напомнить, что достоверно не известно, мертвы ли Альфред и Джордж Теннисоны, но затем передумал. Несомненно, это был только вопрос времени, когда либо одна из поисковых групп, либо гуляющий с собакой фермер наткнется на детские тела, сброшенные в канаву или зарытые под палой листвой в яме от поваленного дерева.

– Не знаю, – покачал он головой. – На данном этапе можно предполагать что угодно.

– Бедная девочка – вздохнул Гибсон. – Бедная, бедная девочка.

К тому времени, когда виконт добрался до Адельфи-Билдингс, садившееся солнце красило западный край неба пурпурно-оранжевыми мазками. Ступив на крыльцо дома Теннисонов, Себастьян услышал оклик:

– Лорд Девлин!

Обернувшись, он увидел шагавшего к нему через дорогу брата убитой.

– Есть новости? – спросил Хильдеярд Теннисон, и мучительная надежда затопила его лицо.

– Нет. Мне очень жаль.  

Губы Теннисона приоткрылись от боли разочарования. Он, очевидно, снова занимался поисками племянников: сюртук и сапоги запылились, а покрасневшее от долгих часов под палящим солнцем лицо лоснилось от пота.

– Продолжаете прочесывать охотничьи угодья? – спросил Девлин, когда спутники направились вдоль выходившей на Темзу террасы.

– Да, и лес, и близлежащие фермы и поля. Но до сих пор ничего не нашли. Никаких следов. Дети словно растворились в тумане. – Адвокат длинно, прерывисто выдохнул: – Просто... исчезли.

Себастьян засмотрелся туда, где закатное солнце заливало позолотой речные волны. Темные баржи, груженные углем, низко сидели в воде; паромщик, переправлявший пассажиров в Ламбет, усердно работал веслами. От деревянных лопастей полукружиями разлетались брызги, блестевшие в угасающих лучах, словно алмазы.

Теннисон, под глазами которого залегли серые круги, проследил за взглядом спутника и тоже стал наблюдать за продвижением паромщика через реку.

– Я знаю, все – от магистратов и констеблей до фермеров и нанятых мною людей – считают, будто дети мертвы. Я слышу, как они переговариваются между собой. Все уверены, что ищут могилку. Но передо мной пока притворяются.

Девлин не отводил глаз от воды.

Через какое-то время адвокат продолжил:

– Из Линкольншира сюда едет мой двоюродный брат – отец мальчиков. Вы же знаете, кузен нездоров. Уповаю, его не убьет это путешествие. – Поколебавшись, Теннисон добавил: – Или неотвратимое горе.

Себастьяну было тяжело встречаться взглядом с напряженными, отчаявшимися глазами собеседника.

– Вы как-то сказали мне, будто вашу сестру не интересовало замужество.

– Не интересовало, – медленно подтвердил Теннисон, по-видимому, стараясь уследить за ходом мыслей виконта. – Она еще с юного возраста была настроена против брака. Наш отец винил в этом влияние женщин, подобных сестрам Берри и Кэтрин Толбот. Но, по правде, Габриель куда больше привлекали римские руины и надписи на средневековых надгробиях, нежели свадебные наряды или приданое для новорожденного.

– Тем не менее у вашей сестры наверняка имелись поклонники.

– Да, но без поощрения немногие из них задерживались.

– Не припоминаете, кто был настойчивее прочих?

Теннисон на миг задумался.

– Ну, полагаю, дольше всех выстоял Чайлд. Хотя… Господи  Боже, от него никто такого не ожидал.

– Чайлд? Вы говорите о Бевине Чайлде?

– Да. А вы его знаете? Откровенно говоря, мне казалось, что если у кого-то и есть шансы, так это у Бевина. В том смысле, что у него и приличная обеспеченность, и страсть к древностям, как у Габриель. Моя сестра знакома с ним со своих школьных лет – более того, Бевин заявлял, что влюбился в нее еще тогда, когда она бегала с мышиными хвостиками и оборванным подолом. Но Габриель и слышать о нем не хотела.

– И как Чайлд воспринял отказ?

Изможденные черты собеседника осветились проблеском веселья.