Когда с вами Бог. Воспоминания

Я, кажется, писала, что у нас было несколько подруг, кроме Кати Пушкиной и Бобринской, и прежде всего Маруся и Соня Волковы. Первая была ровесница Кати, а Соня между мной и Муфкой. Соня была прекрасной пианисткой и аккомпанировала отцу, который чудно играл на скрипке. Они были некрасивые, но милые, образованные, а Соня еще и умная. Мы любили у них бывать в доме Варгина на Тверской. Они всегда нас угощали тянучками и всякими вкусными вещами, которые нас в те времена интересовали больше музыки. Машенька Щербатова почти всегда бывала там одновременно с нами, или мы собирались у нее на Спиридоновке в доме, нанятом ее родителями, который со временем занимал Литвинов и задавал там роскошные большевистские приемы.[107] Щербатова была единственной дочерью своих родителей. Мы ее называли Машенькой Саратовской в отличие от других, так как имение их было в Саратовской губернии. Когда мы все заболели корью, то Волковы нам все время присылали всякие игры для развлечений, а так как это пришлось на Пасху, то всем нам вырезали из картона искусно раскрашенные яйца, с приклеенными сзади лентами, которые потом служили нам закладками для книг. Нас держали в темноте, что считалось необходимым для глаз, и не позволяли мыться в течение шести недель, разрешая протираться смоченными отрубями. После этого делали первую ванну. Всего полагалось три ванны, после чего можно было общаться со здоровыми людьми. Во время пребывания в темноте и постелях, когда проходил острый период, нам читали вслух и разрешалось придумать себе что-нибудь вкусненькое из еды. А когда начинали вставать, то Папа увлекал нас игрою в карты, которая называлась «рамс».

Не помню, рассказывала ли я, как Саша заболел скарлатиной. Мы все вместе играли в зале, когда он себя плохо почувствовал. Его тотчас увели во флигель, где он жил с воспитателем, а к вечеру выяснилось, что у него скарлатина. Мама перебралась к нему и совсем с нами не виделась, а Папа, будучи Попечителем учебного округа, не мог разносить заразу в учебных заведениях. Дверь во флигель была заделана, и те из людей, что там прислуживали, были изолированы от всех. Когда Саше стало лучше, Мама иногда приходила к нам на несколько часов, приняв предварительно ванну и сменив одежду. Нам все это время давали гомеопатическую белладонну для предотвращения заболевания. Однажды зимой Мама устроила живые картины, в которых мы принимали участие. В зале построили настоящую сцену с занавесом, а перед ней поставили ряды стульев. Одна картина изображала детей короля Карла Английского по известной картине, которая находилась в Hampton Court.[108] Тете Муфке и мне сшили белые атласные платья и причесали с буклями. Дядя Петя был неотразим в голубом атласе с апельсином в руках и голубом чепчике на голове. Нас потом снимали, и одна из фотографий стояла у Фрумошки. Другая картина изображала Вильгельма Мейстера, перед которым с бубном в руках плясала Миньона.[109] Его изображал второй воспитатель братьев, Сбрацлавский, чех, в черном бархатном костюме, а я была Миньона, в белой кашемировой рубашке, синей юбке и <с> босыми ногами. Я тогда узнала от Мама ее историю, и когда меня снимали с арфой, то мне захотелось выучиться играть на ней. Жена нашего семейного фотографа была известной арфисткой и рекомендовала свою ученицу, Дмитриеву, в преподаватели. Это была довольно кислая девица, которая не интересовалась успехами своих учениц. Мама купила мне арфу, по рекомендации Дмитриевой, и очень дорого заплатила, как за новую, а оказалось, что она была старая, вся склеенная, и вскоре развалилась, так что пришлось ее продать за гроши, а весной мы уехали.