Когда с вами Бог. Воспоминания

Он провел нас в холл, где просил обождать, когда он доложит о нас Insull'y. У нас от страха заболели животы и стали холодными ноги. Вскоре секретарь появился и сообщил, что нас ждут наверху. Когда же мы поднялись, то он, извиняясь, сказал, что Insull нас встретит внизу. Мы спустились. Но через минуту он снова прибежал сконфуженный и сообщил, что Insull нас встретит наверху. От такого хождения ноги наши согрелись, но после нашего очередного подъема секретарь, взволнованный и бледный, сказал, что встреча все же состоится внизу. Мы опять спустились. Через некоторое время появился пожилой человек с моноклем и презрительным выражением лица, который как будто искал кого-то глазами. Секретарь сделал нам знак, что это и есть Insull. Лап встал, и секретарь указал на нас. Тогда Insull подошел, поздоровался и сел. Я объяснила ему, что мы решили его побеспокоить, так как Лапу необходим заработок, а поскольку Лапа интересует электричество, то мы надеемся на место в ведении Insull’a. Он все слушал с той же презрительной миной, а я пыталась изложить ему суть дела как можно короче. Тюря иногда вставляла слово, и тогда он переводил свой взор на нее. Когда я замолкла, он обратился к Лапу, который сидел бледный как полотно, и спросил, говорит ли тот по-английски. Лап ответил отрицательно. Тогда он спросил по-английски: «Do you know anything about electricity?» «No»,[248] – ответил Лап. Затем он поинтересовался по-английски, окончил ли Лап какую-то профессиональную школу по электричеству, но и тут Лап ответил отрицательно. Он вынужден был прервать свое образование в реальном училище в Царском Селе и зарабатывать на пропитание нашей семьи. Insull встал, взял под руку Тюрю, отвел ее в сторону и сказал: «I see you have the brains of the family. Tell me, is the boy an idiot?»[249] На что Тюря ответила, что если бы так было, то мы бы никогда не осмелились просить о чем-то Insull’a. Затем она объяснила ему, почему он не окончил образование, ничего не знает об электричестве и что только недавно начал изучать английский, который понимает, но не может пока свободно изъясняться. Insull вернулся и снова сел. Тюря села рядом со мною и нежно пожала мне руку. Когда они поднялись, я не двигалась, а только переглянулась с Лапом.

Мы не слышали их разговора, который Тюря нам передала позже, над чем мы долго смеялись, закрывшись епанчой. Insull объяснил Лапу, что лучше всего, если тот приедет в Чикаго. Он обещал назначить ему время выезда, велел секретарю записать имя Лапа и адрес и, простившись, ушел.

Особенно любезно он попрощался с Тюрей. Секретарь подсел к нам и обещал всячески помогать Лапу и сказал, что раз Insull обещал место, то Лап его получит.

На этом мы распрощались с секретарем и пошли рассказать все Мозер, которая с нетерпением нас ждала, и к Вавам. Insull был то, что американцы называют hard boiled,[250] и это было объяснимо. Он по происхождению был из евреев, причем из самого бедного квартала еврейского Лондона, то есть – из гетто. Свою карьеру он начал с торговли газетами на улицах Лондона, был всегда бос и оборван, но, будучи способным и смекалистым, он сильно преуспел и, когда мы с ним познакомились, принадлежал к чикагской элите, став самым влиятельным человеком в коммерческом совете. Он был недоступен, и без помощи O‘Conner мы бы до него не добрались. Все наши друзья обрадовались, что Лапу обещано место.

Дядя Саша, который жил тогда в Лондоне с тетей Марой, очень полюбил Ловсика и всегда ее встречал и провожал, когда она приезжала в Лондон. Часть времени дядя Саша жил на любимом им острове Guernsey, а тетя оставалась в Лондоне. У них был квартирант, генерал Гольфтер, которого мы прозвали Бюстгальтером и который был со всеми необычайно фамильярен. Особенно радовались удаче Лапа Дашвуды, у которых Лап жил. Они меня часто приглашали обедать, чтобы я могла видеться с Лапом, и оставляли нередко ночевать.