Когда шатается трон

— Как заслужил. Я его на Большую землю не потащу, у меня каждый человек на счету, кто его конвоировать будет? А если бомбёжка, если их всех побьёт? Нет у меня места на катерах, мне раненых грузить некуда. Сейчас мы его отправим, он там срок получит и войну в лагерях пересидит, а мы тут все сгинем. Всё, ступайте, не мозольте очи.

Смотрит старшина напряженно.

— Извини, Семёныч, ничем помочь не могу. Лучше так. Для всех. И для тебя тоже. Я тебя в потери спишу, всё как надо оформлю, чтобы семья аттестат получила, а если через трибунал, то сам знаешь. Ступай. Не рви душу… А ну, вон все пошли!

Вытолкали солдаты старшину, да тут же и пристрелили. А как иначе, «пятачок» по своим законам живёт и умирает.

— У нас пополнение.

— Сколько?

— Взвод. Который выплыл. Другой утоп.

— Молодняк?

— Точно так. Из запасного полка.

— Ну и куда мне их? Мне бойцы нужны, а не мамкины сынки со слюнями до колен. О чём там думают? Давай так, строй личный состав в окопе, я инструктаж им проведу по самые… голенища…

Вытянулись бойцы вдоль окопа, все сплошь пацаны, только-только со школьной парты.

— Кто-нибудь из вас воевал?

Молчание.

— Понятно. Значит, здесь начнёте. Слово мое будет короткое: вперёд без приказа не лезть, башку из окопа не высовывать, жопой к врагу не поворачиваться, собственной рукой пристрелю. Смотри что старый солдат делает и за ним повторяй. Оружие содержать в исправности, чтобы блестело как у кота яйца. За каждым «няньку» закреплю, для присмотра. Кто нюни начнёт распускать — рыло на сторону сворочу, так что ни один хирург не зашьёт. Ясно?.. Ну вот так.

Молчат бойцы, глаза пучат. Страшен Кавторанг, страшнее немцев — тех они еще не видели, а этот вот он — рядом, и кулачищи у него с голову поросёнка.

— Где пленные, которых мы вчера взяли?

— В землянке.

— Тащи их сюда.

— Политрук не велел, сказал, их на Большую землю надо.

— А мне по… Как я их туда доставлю? Или мне раненых вместо них на бережку оставлять? Тащи давай!

Притолкали трёх немцев. Таких же пацанов с тонкими шеями, торчащими из воротников мундиров.

— Значица, так, данной мне здесь властью приговариваю этих гансов к исключительной мере. Адвокатов у меня здесь не имеется, так что обжаловать приговор некому.

Прибежал политрук.

— Что здесь происходит?

— Суд над врагами моего Отечества. Есть возражения?

— Их на транспорт надо, в тыл.

— А когда он будет, ты знаешь? А они пока жрать в три горла станут. Я лучше своих бойцов накормлю. Нет у меня здесь лагерей для военнопленных. Можешь жаловаться. После, если мы отсюда живыми выйдем. А пока так… Слушай мою команду: для приведения приговора в исполнение из каждого отделения по два бойца… Ты… Ты… И вот ты… Строиться!.. Лишних патронов у меня для вас нет, каждый на счету, я их для немцев берегу. Штыки… примкнуть. Штыковому бою вас учили, чучела соломенные потрошили? Ну вот и славно, теперь посмотрим, чему вы научились. Кто сильно жалостливый, кто не сможет, того я сам лично пристрелю как дезертира, отказывающегося выполнять приказ. — Выдернул из кобуры пистолет.

— Ты что творишь? — дёргает Кавторанга за рукав политрук. — Это что за партизанщина?

— Воспитываю личный состав. Им завтра в бой идти, а у них молоко на губах не обсохло. Их там как цыплят передушат. Лучше так и теперь, через колено, чем после. Ничего, проблюются, проплачутся, бойцами станут.

Стоят пацаны, еще не солдаты, бледнее бледного.

— На изготовку!.. По одному!..

Такие правила, если не ты, то враг — тебя, мгновения не сомневаясь. Потому что война. Десант. «Пятачок»…

* * *

— Молодец, Пётр Семёнович. — Товарищ Берия снял и протёр пенсне. Встал. Спросил резко, как выстрелил: — Откуда узнал? Кто сказал?

— Никто. Командиры просчитали методом перебора. Дача эта, если судить по охране, кого-то из высоких чинов.

— А если моя? — улыбнулся Берия. Только от этой улыбки у Петра Семёновича холодок по спине пробежал. — Что на это скажешь?

— Зачем нам силой проникать на вашу дачу?

— А чья тогда? Не лги мне, на зоне сгною!

Глядит товарищ Берия, как сверлом черепушку сверлит.

— Ну, отвечай. Как ты считаешь, чья дача?

— Товарища Сталина, — тихо сказал Пётр Семёнович.

— Уверен?

— Так строго охранять только его будут. Я карту посмотрел Подмосковья, с названиями. Всё совпало.

— Почему признался, не утаил?

— Всё равно бы узнали, не теперь, так после. Хочу попросить отстранить меня от этого дела.

— Боишься?

— Боюсь, — честно ответил Пётр Семёнович. — Командиры догадаться могут и отказаться. А я… Если это товарищ Сталин… Я тоже…

— Думаешь, я хочу на товарища Сталина покушение совершить?

Пётр Семёнович замотал головой.

— Нет, конечно, нет! Товарищ Сталин — он наш вождь. Он войну… Но зачем тогда оружие и план?