Когда шатается трон

Стоит строй, ошарашенный, как если бы их обухом по башке из-за угла припечатали. Ни черта не понимают… А им и не надо, они хоть и в форме лейтенантов и капитанов, а всё равно зэки, которым много знать не положено.

И новая команда:

— Форму снять. В соседнем помещении гражданские шкары, клифты и лопаря. Подобрать по размеру, подогнать под себя…

И верно, в соседней комнате на стеллажах горы шмоток гражданских на любой размер и вкус — выбирай не хочу. Оживились зэки, пиджачки со штанцами примеривая. Такой выбор — глаза разбегаются.

— Глянь.

— Чего?

— Не по-нашему написано.

Верно, на подкладке — на этикетке буквы незнакомые, на латинице, и значки какие-то.

— Это трофеи из Германии. Краснопёрые оттуда целые вагоны шмоток волокли. Я точно знаю. Пиджачок твой, поди, с трупа немецкого стащили.

— Да и хрен с ним. Мало я, что ли, на фронте одежды и обувки с трупов снятых носил. Сам снимал, и с меня, если что, сняли бы, не побрезговали. Лишь бы клифт впору пришёлся, вещь дорогая, импортная, сносу нет…

— Стройся!

Встал строй, уже не тот, уже чисто гражданский, разноцветный и разномастный, хотя мысок к мысочку, и равнение по груди четвёртого. И тут же новые чудеса. Потому что новые ксивы — паспорта. Натуральные, со всеми отметками и штампами прописки. Всё чин-чинарём, ни один мент не подкопается!

— Документы будут храниться в карманах френчей и пиджаков, одежда в шкафах под пломбами, ключи от кладовой у командиров. Форма одежды — по приказу.

Заёрзали зэки, закрутили глазками — такой соблазн… Это понял командир и быстро мысли их шаловливые осадил:

— Кто рыпнется, кто захочет, чистыми ксивами обзаведясь, ноги сделать, тому сразу верхнюю статью от прокурора, объяву во всесоюзный розыск и каждого пятого из его отряда — в распыл. Так что вы приглядывайте друг за другом, если жизнь дорога: адвокатов и даже «троек» у вас не будет — пуля будет лично от меня в затылок, потому как по документам вы уже покойники. Если этого мало, то всех ваших родственников — на нары, ответку за беглеца держать. Поймаем — отпустим. Нет — сошлём на рудники или к стенке прислоним тех, что старше, а младших в детдома определим, которые та же «крытка». Всё всем ясно?

Пригорюнились зэки — близок локоток, да не укусишь. Им бы те паспорта, да на волю, только крепко их к месту припечатали, что жуков в гербарии иголками — не дёрнешься. Теперь каждый за каждым в оба смотреть будет, чтобы своей башки за чужой грех не лишиться. Повязали их порукой круговой! Но даже если сам уйдёшь, как с родственниками быть? Как жить потом, зная, что через тебя их свободы, а может, и жизни лишили? Оттого, наверное, нет среди них одиноких, все с родителями, братьями и сёстрами мал-мала меньше. В том числе по этому признаку их и подбирали, чтобы крепче повязать. Одиночка, он как волк — всегда в сторону леса глядит, и в любой момент в побег сорваться может. А эти — нет. Эти уже видели близких, рядком вдоль колючки построенных, и краснопёрых с автоматами за ними. Эти не побегут!..

— Разговорчики! Слушать меня. Каждый свой ящик запомнил и чтобы мог с закрытыми глазами, на ощупь, в тридцать секунд. Всё, закончили с примерками! Дальше по распорядку — в тир, зал и к кульманам. Разойдись!

* * *

Не завидна жизнь у тех, которые сверху: сегодня ты подле трона монаршего трёшься, а завтра тебя на гильотину волокут или в кандалы куют и в казематы сырые запирают. Чем выше вознёсся, тем больнее падать. Сколько народишку, что под звёздами рубиновыми ходили, в земле сырой лежат или тачки на Колыме толкают. Не сосчитать. Это только если передовицы газетные читать — всё в стране хорошо, все соратники и сподвижники, верны заветам Ильича, а на деле такая грызня идёт, что только косточки хрустят. Зазевался чуть — тебе в бок чьи-то клыки вцепились и дерут так, что только клочки мяса летят. А коли поддался ты, то и другие вцепятся, как в подранка, и уже всей стаей терзать начнут. Да и вожаку не сладко: промахнётся — и его стая разорвёт. Таковы жестокие законы естественного отбора и… политики.

Думает Лаврентий Павлович, прикидывает, кто из ближайших друзей его больней укусить может. Раскладывает по именам и должностям, как пасьянс. И по всему выходит, что каждый. Такие правила.