Когда сливаются реки

— Подожди, не ходи пока, — шептал он ей. — Я боюсь за тебя... Милиция, наверное, уже серьезно занялась этим делом... И вашим Паречкусом тоже.

— Ты сказал?

— Сказал.

— А может, так и лучше, — вздохнула она, радуясь сейчас только тому, что он на нее не обиделся.

Алесь целовал ее заплаканные глаза.

— Слушай, Алесь, — спросила она, — а моим родителям за укрывательство ничего не будет?

— Что же им может быть?

— Пусть Паречкус отвечает! — повеселела она. — Это он во всем виноват, они не знали ничего.

— Значит, если тебя спросят, ты все расскажешь?

— Все!

— Вот такой ты мне и нравишься! — воскликнул он и, подняв на руки, закружил по комнате. — Может, встретимся вечером?

— Сегодня спектакль в клубе...

— Ну и что? Ты играешь?

— Да...

— Что же ты мне не сказала об этом?

— Так... Я хотела сделать тебе приятное и неожиданное — помнишь, ты уговаривал Мешкялиса, чтобы он отпустил меня? А я тогда заупрямилась и вернулась. Ты так рассердился, что я испугалась! Вот я и надумала...

— Приду посмотреть... Обязательно!

В столовую вошла Восилене. Алесь поспешно распрощался и ушел, а та хитровато посмотрела ему вслед, но ничего не сказала.

Вечером в клубе ставили пьесу «Поют жаворонки». Алесь опоздал, задержался на ремонте экскаватора. Пришел он вместе с Теофилисом Мажейкисом, когда кончился первый акт. Чтобы никому не мешать, они сели на лавку у самых дверей, и когда Алесь взглянул на сцену, все в нем замерло... Настю Вербицкую играла Анежка, и она ничем не напоминала ту молчаливую и стыдливую девушку, какой он ее знал. Вот как, оказывается, может раскрываться ее характер! Если подыскивать сравнения, ее можно было уподобить тихой лесной речке, которая долго катилась по извилистому руслу в тени деревьев, лишь иногда и на мгновение отражая солнечный луч, а теперь вырвалась на простор и заблистала, забурлила... Теофилис, главной любовью которого все еще оставалась машина, что-то говорил ему, но Алесь не слышал и не понимал его. Он вспомнил, что сам, как многие молодые люди, в свое время мечтал о любви знаменитой артистки — неужели жизнь неизведанными путями привела его к этому? Ослепленный своим чувством, он не видел и не хотел видеть никаких недостатков в ее игре, смотрел в будущее и видел ее на большой сцене... И только когда по ходу действия Павлюк Ярошка поцеловал Анежку, у него болезненно сжалось сердце, и он не на шутку приревновал ее.

Впрочем, когда начались танцы и он вышел в круг вместе с Анежкой, он позабыл об этом.

XX

Наступал зимний вечер. Снег становился серым, зато все отчетливее выделялось пламя костра на строительстве. Алесь стоял около огня и грел руки. Теплом веяло ему в лицо, и это напоминало почему-то апрель, когда солнце вдруг начинает крепче пригревать и неведомо откуда над проталинами и последними сугробами внезапно пролетит густой ветер, словно это вдруг отогрелась и начала дышать сама земля. Но сейчас природа спала, и только живые языки пламени пробегали по веткам, вызывая треск и искры. В отсветах пламени кирпичные стены здания электростанции выглядели мрачновато и таинственно, чем-то напоминая сказочные древние замки. Алесь был здесь один. Уже давно разошлись люди, а ему захотелось побыть одному. И темные, похожие на башни вершины сосен над стенами, и холодные зарницы, поблескивавшие в небе, и молодой, словно подвешенный, медно-голубой закраек месяца успокаивали и умиротворяли его. «И в самом деле, как в сказке, — думал Алесь, — все в природе как будто и то же самое, а на месте старой мельницы возникла, словно по заветному слову, этакая громада!» Беспокоило только, что многого сейчас не хватало для строительства. Почему заводы медлят с отгрузкой заказов?

— Алесь! — прервала его раздумья Анежка, появившаяся у костра.

— Ты? — радостно встрепенулся он.

— А ты не забыл, что сегодня суббота?

— А... На свадьбу пора, да? Только чем ты недовольна? Представляю, какой ты будешь... — и не договорил того, о чем подумал.

Но Анежка поняла его.

— Не бойся, буду самой ласковой на свете! — приникла она к его плечу.

Алесь прикрыл ее полой пиджака. Было так хорошо вдвоем у костра, что не хотелось уходить.

— Анежка!.. Анежка! — шептал Алесь, чувствуя на лице ее теплое дыхание, ощущая всю ее, упругую, горячую, ласково-податливую. — Мне так хорошо с тобой, Анежка! Может, никуда мы не пойдем, побудем одни!..

— Что ты, Алесь... Пойдем! — высвободилась она из его объятий.

— Не пойдем, а поедем, — согласился он, неохотно покидая костер и думая о том, что, может быть, пора и ему серьезно подумать и покончить с одиночеством, которое все чаще начинает томить его...

Вскоре, взбивая снег, на пергалевскую дорогу от хаты Алеся Иванюты вырвались сани. В них кроме Алеся и Анежки сидели тетка Восилене, Вера Сорокина и Павлюк Ярошка. Алесь правил, а Павлюк Ярошка играл на гармони. Зимний вечер набирал полную силу, ноги резвого коня мелькали в белой пене, сани заносило и покачивало, над вершинами деревьев прыгал серп месяца. Тетка Восилене, задав тон Павлюку Ярошке, запела свадебную песню: